S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I - Тимофей Евгеньевич Перваков

Им открылся вид на свалку переломанных тел. Гора гниющего мяса. Запах стоял тяжёлый, насыщенный аммиаком, железом и разложением, резавший ноздри. За ночь сюда нападали новые заражённые — медляки, привлечённые запахом смерти. Большинство уже были мертвы, растерзав друг друга в борьбе за зловонную плоть. Те, кто остались, ожидаемо занимались каннибализмом.

Бывшая проводница поезда сидела на корточках и методично грызла скальп мёртвого мужчины, грудь которого пересекала полоса синяка от ремня безопасности — похоже, он прибыл с подземной автодороги. В стороне бывший фермер, всё ещё в комбинезоне с эмблемой компании, разворотил грудную клетку какому-то офисному клерку и копался внутри, вытягивая крупные мышцы. Невысокая женщина с седыми косами, когда-то, возможно, бухгалтер, держала в руках обглоданный позвоночник и, склонив голову, ритмично кусала остатки сухожилий, не реагируя ни на что вокруг.

Мужчины, не сговариваясь, перехватили клювы и пошли добивать заражённых. Работали быстро, слаженно, без слов, не давая мутантам ни единого шанса на реакцию. Удары были точны и беспощадны. Марк выбирал ключевые суставы и основание черепа, Оскар же наносил удары сверху, пробивая клювом позвоночник. В споровые мешки старались не целить. Медляки и так умрут, но вот собирать потом ценные спораны по кровавой каше не хотелось. Вскоре всё было кончено, и мужчины стояли, обтирая оружие и отдыхая от чёрновой работы.

Из пятнадцати заражённых, от медляка до бегуна, удалось добыть шесть споранов. Это было неплохо. Горгон дал знак следовать за ним.

— «Ибо из тварей, которые дышат и ползают в прахе, истинно, в целой вселенной всесильнее нет человека», — произнёс Горгон, глядя на гору мёртвых мутантов, обращаясь не то к себе, не то к своим спутникам, но реакции на это не последовало.

После потрошительных процедур мужчины вернулись к вре́менному лагерю в помещении с противопожарным оборудованием.

— У Гомера было «несчастнее нет человека», — неожиданно отметил Марк, вспомнив, как этот фрагмент когда-то вслух читала Ириша.

— Я читал около десятка «Иллиад» из разных миров, — ответил старожил, пересыпая спораны по контейнерам, — и хотя в большей части различий было мало, одна версия сумела отличиться и порадовать жизнеутверждающим посылом.

Интересно, что во время жизни на старой Земле велись дискуссии об авторстве произведений, был ли Гомер или его личность — собирательный образ? Однако в Стиксе открывается совершенно новый дискуссионный пласт: какая версия произведения наиболее выразительна, глубока и значительна, какая версия наиболее ценна для людей?

— А какая, к чёрту, разница? Всё равно, читать могут лишь те, кому не надо постоянно думать, как бы им не отгрызли жопу, — прервал речь Горгона Оскар.

Бородач на это лишь рассмеялся и выразительно посмотрел на Оскара. Парень знал этот взгляд. Это была сложная эмоция перехода нарочито иронического снисхождения в старчески-умилённую радость осознания абсурда неуместности иронического взгляда. Старик постоянно играл в догонялки с рефлексией собственных эмоций, смеялся над тем, что сам выдумал, и далее над тем, как от этих выдумок менялся его собственный эмоциональный ландшафт. Со стороны это выглядело, как начальная стадия шизофрении, но на самом деле, это было смесью последствий долгой жизни и профдеформацией ввиду вынужденных одиноких странствий.

В этот момент из кармана Оскара выглянул грызун. Ловко выбрался наружу и по-куничьи проскользил по Оскару до пола. Марк вспомнил о том, что уже примечал его вчерашним вечером, и в этот раз он порадовался тому, что Оскару удалось кого-то по-настоящему спасти.

— Ну здравствуй, брат-грызун, — поприветствовал Горгон маленького зверька и протянул ему свою ладонь, на которой лежало несколько грецких орехов.

Грызун, мгновенно уловивший возможность лёгкой поживы, взвился с пола на ладонь Горгона, порхнув тонкими, полупрозрачными мембранами, натянутыми между передними и задними конечностями. Он взметнулся почти вертикально, словно крошечный планер, и мягко приземлился, точно рассчитав траекторию. Его движения отличались стремительностью, но при этом оставались удивительно плавными — без малейших рывков, демонстрируя, что каждое действие выверено до мелочей.

На первый взгляд существо действительно напоминало утончённую белку-летягу: гибкое туловище, крупные зрачки, пристальный взор. Но при ближайшем рассмотрении становилось очевидно: природа, сотворившая его, руководствовалась совсем иными принципами.

— Это не млекопитающее, — задумчиво протянул Горгон, наблюдая, как зверёк аккуратно перебирает лапками орехи, оценивая их качество. — И уж точно не белка-летяга. Он скорее ближе к миниатюрным крылатым динозаврам, чем к привычным нам животным. Смотрите, как взлетает? Белки планируют с высоты, а Оскар Младший может оторваться от поверхности без разгона.

Строение существа подтверждало слова бородача. Расправив меховые складки, зверёк едва заметно подрагивал тонкими хрящевыми подпорками внутри перепонок, словно проверяя их эластичность. Покров, казавшийся шерстяным, при детальном осмотре оказался усыпан мельчайшими, бархатистыми отростками, напоминающими совиные перья. Именно эта особенность делала его полёт бесшумным.

Горгон провёл пальцем по его спине, чувствуя, как под мягким мехом перекатываются гибкие хребтовые дуги. Позвонки у этого существа были не жёсткими, как у теплокровных, а упругими, обеспечивающими невероятную манёвренность. Конечности тоже отличались: в отличие от белок, у которых кисти вытянуты для захвата, здесь пальцы были короче, но мощнее, снабжённые цепкими коготками. Он мог не только карабкаться, как ящерица, но и мгновенно хватать добычу, словно ястреб.

— Лапы тоже не беличьи, — заметил Горгон, подставляя вторую ладонь и позволяя зверьку ловко переместиться. — Глядите-ка! Сгиб суставов уходит глубже, чем у млекопитающих, а хватательный механизм ближе к птичьему.

Зверёк, не ощущая угрозы, с интересом изучал человека, ловко перебираясь с одной руки на другую, слегка прихватывая пальцы крошечными зубами — будто пробуя их на вкус и проверяя упругость. Его круглые, умные глаза отслеживали малейшие движения почти со всех сторон.

— Сообразительный, — усмехнулся Горгон, позволяя зверьку порхать между его пальцами, резво перепрыгивая с ладони на ладонь. — Интересно, он так быстро ко мне привыкает или просто привык оценивать поверхность с позиции пригодности для полёта?

Зверёк вдруг зацепился когтями ещё крепче, прижался к ладони, напряг мышцы шеи и с силой стиснул челюсти. Он явно рассчитывал пробить кожу, но столкнулся с неожиданной проблемой — прокусить грубую, привыкшую к нагрузкам плоть, не получалось. Горгон, не проявляя ни тени беспокойства, наблюдал за его попытками с лёгким интересом.

— Ну, старательный, это сразу видно, — произнёс он негромко, двигая пальцами, но не спеша разжимать хватку.

Ощущая, как крошечные мышцы зверька заходят ходуном от напряжения, он медленно поднял свободную руку и больши́м