Между добром и злом. 2 том - Кирико Кири

— Вы не правы, — тихо произнёс Кермен.

— В чём же, мистер Энтони? Когда я ловил человека, представлял себе профессионала, а тут… Да, я ожидал большего от настоящего последователя, которого коснулась рука Гатарая, а не… это… Какие-то рога, крылья…

Человек напротив него улыбнулся, показав зубы. На мгновение он стал похож действительно на монстра в человеческом обличии. Но в отличии от остальных Кондрат не боялся взглянуть ему в глаза.

— Вы ничего не смыслите в этом и просто пытаетесь вывести меня из себя.

— Не смыслю? Хорошо, как насчёт… крыльев? Делать их из кожи со спин жертв? Даже не смешно. Можно было использовать крылья тех же птиц, у которых достаточный размах крыльев.

— Крылья птиц? И после этого вы говорите, что я дилетант?

— О чём вы? — подался вперёд Кондрат, стараясь выглядеть заинтересованным.

— У Гатарая кожаные крылья. Не из перьев.

— Можно было сделать самому кожаные крылья.

— Они — часть его тела. Они должны быть его частью, а не пришитой пародией.

— Но рога были пародией, с ваших слов, — заметил он.

— Вынужденный момент. Здесь ничего сделать было нельзя.

— А пальцы? У Гатарая были длинные когти, разве нет? А вы ломали пальцы, вырывали ногти у девушек. Это совсем не соответствует тому, как должен проходить ритуал.

— Да неужели? — оскалился Кермен. — Едва он переродится, он вырастит новые когти на месте старых. А боль — это лишь мост, проводник для их душ, чтобы узреть, заметить божество и тем самым провести его в этот мир.

— Не помню такого в книгах… — нахмурился Кондрат.

— Значит плохо читали, — высокомерно ответил он.

— А знаете что? Давайте-как проверим, — Кондрат посмотрел в сторону щели, откуда за ними наблюдали и громко попросил. — Принесите нам парочку книг по божествам Великих Гор, пожалуйста, — после чего посмотрел на Кермена. — Раз так, покажите, где это было написано…

И признаться честно, Кондрата вообще мало интересовала эта тема. Его мало интересовало, как именно он пытал девушек, правильно всё делал и что хотел изобразить на их трупах. Рёбра болели, ему было тяжело дышать, и больше всего ему хотелось оказаться в больнице. Но Кермен должен был рассказать всё как было, а с такими рёбрами Кондрат ещё немного поживёт, если не будет сильно дёргаться.

И Кермен действительно заговорил. Уязвлённый, желающий показать, что он не какой-то трупорез и мясник, каким его все представляли, он спорил с Кондратом, объяснял и даже просвещал по поводу ритуала.

Наличие профессорской степени не делало человека умным. Банальный приём, который действовал очень часто с теми, чьё самомнение было необычайно высоким, сработало и на него, даже несмотря на то, что Кермен прекрасно понимал это. Но его самолюбие не могло молчать. Ему была интересна эта тема, и он был готов обсудить это.

И обсудил. Заговорил после всего этого молчания, объясняя, как правильно надо было проводить ритуал, что нужно было делать и зачем. Почему были выбраны именно эти места, а не другие, и каким именно образом выбирал жертв.

Кермен Энтони был стандартной личностью с проявлением садизма, которое начало проявляться у него ещё в детстве где-то в десять лет. Его особенности начали проявляться где-то восемнадцать-двадцать лет назад, когда ему было около двенадцати лет.

Кондрат был прав в своих догадках — убийства прекратились десять лет назад лишь потому, что, что он переехал в другое место. В шестнадцать поступил в университет на факультет истории, продолжая проживать в своём старом доме, но уже в двадцать, — ровно десять лет назад, — покинул свой дом и переехал в центр, устроившись преподавателем в самом университете, официально всё равно продолжая числиться в своём старом доме.

Кермен Энтони был неглупым человеком, раз смог сразу попасть в преподавательский состав, куда был неслабый конкурс, но от чего он не мог избавиться, так это от убийств животных. Это находило на него с определённой периодичностью. Иногда его могло целый год не тянуть к этому, а потом целый месяц что-то горело внутри, заставляя его действовать. И да, трупы животных в центре никто не находил, да и он старался выбрасывать их в баки подальше от чужих глаз.

Так он жил, пока почти полгода назад не случился переломный момент, окончательно выведший его из равновесия.

В тот день решался вопрос, кто из преподавателей войдёт в совет профессоров университета. Очень уважаемое и хорошо оплачиваемое место. Кермен Энтони, как человек, считавший себя лучше остальных, искренне верил, что именно он был достоин того места, а остальные не годились ему даже в подмётки, однако место него поставили какую-то женщину, бывшую любовницей ректора.

Кермен искренне считал, что заслуживал то место в совете профессоров, а все люди вокруг были слишком тупы и слепы, чтобы заметить его талант. В следствие этого он весь оставшийся день срывался на учениках, едва сдерживая себя. Всё внутри грело, зудело, он буквально шёл и видел, как бросается на кого-то и начинает его рвать на части.

Так первой жертвой была девушка, которую нашёл Кондрат.

Кермен Энтони в тот день возвращался в не себя от ярости, и именно тогда столкнулся с ней. Девушка толкнула его плечом, будучи заплаканной и не замечая никого рядом с собой. Она даже не извинилась перед ним, просто двинувшись дальше, что и послужило спусковым крючком. Кермен Энтони последовал за ней и нанёс удар по затылку, после чего затащил в переулок. И уже там его накрыло.

После этого он долго не мог найти себе места. Кермен испытывал радость и ужас от содеянного. С одной стороны, он буквально жил этими воспоминаниями, которые дарили ему какое-то душевное спокойствие, но с другой понимал, что совершил нечто непоправимое.

Эти внутренние разногласия, сводящие с ума, привели его сначала в церковь, где он не нашёл спокойствия, а потом в храм. И именно после его посещения, ознакомившись с верованиями Великих Гор и найдя в одной книге описание одержимых, коих коснулась рука божества, решил, что стал избранным бога Гатарай.

Кермен получил два в одном — успокоение и стремление повторить это, веря, что делает правое дело, хотя по факту утолял свои инстинкты.

Следующей, уже осмысленной жертвой стала проститутка Ланда Тэй. Он знал её, она знала его — они жили в одном дворе, будучи детьми, пусть Кермен