Маугли 3. Доверие и предательство - Павел Казаков

по факту бездельничал, стараясь параллельно сканировать пространство вокруг. Восприятие, вроде как, понемногу прокачивалось само собой и теперь охватывало большее пространство как сферой, так и лучом. Поскольку я ожидал неприятностей откуда-нибудь с воздуха, то старался водить именно лучом, так как он доставал подальше. Но и про ближайшее окружение не забывал. Хотя что мне могло угрожать здесь в небольшом ресторанчике? Кроме нашего, был занят ещё один столик в другом конце небольшого зала. Два бизнесмена что-то обсуждали. Даже не что-то, а кого-то третьего. Я немного подслушал и успокоился — мужики перетирали, как вся текущая заваруха с Империей скажется на их делах. Ещё в зале был молодой парнишка за стойкой бара, он просто залипал в телефон.

Что-то в положении этого парня мне не понравилось. Посмотреть Восприятием, что там у него на экране телефона, я не мог, поэтому как можно пристальнее направил Восприятие на его тело. Я сидел спиной к нему, поэтому видеть его глазами не мог, но вот Восприятие мне показало, по движению глаз, что парень смотрит то на экран, то на меня. Потом я оценил положение телефона и подскочил с места, заставив дёрнуться Гора и Кэтрина, а Крапива тоже вскочила с будто телепортировавшимся в её руку пистолетом. Я же, не обращая ни на кого внимания, подскочил к парню и выхватил у него из рук телефон.

— Ты нас снимаешь⁈

Пацан от моих резких движений перепугался, но быстро взял себя в руки.

— А что такого? Это ведь вы на площади были.

— Кому-то видео выслал?

— Нет. В Инсту только выложил…

— Ка, Гор, берите вещи уходим! — я от злости сжал в руке телефон парня, превратив его в комок уродливого пластика.

— Ты что творишь? — возмутился парень. Примерно мой ровесник, может, чуть помладше.

— Что происходит? — выскочил откуда-то взрослый мужик и встал рядом с парнем.

— Он мой телефон сломал, — возмущённо наябедничал парень.

Взрослый, который судя по очевидному сходству, был парню отцом, увидел смятый телефон и не нашёл ничего лучше, как предъявить мне:

— Ты охренел, придурок? Ты что творишь⁈

Последняя фраза — это у них, получается, семейное.

Что-то объяснять времени не было. Хотелось дать по морде придурку, который из-за желания собрать лайки подверг нашу жизнь опасности. Он ведь, наверняка, и геопозицию выложил. Или хэштег «смотритектоунасвгостях». Но я сейчас могу так дать, что морда будет отдельно, а голова отдельно. Надо валить.

Я, не желая ничего объяснять, повернулся к своим и приказал:

— Уходим!

— Ты куда собрался, придурок⁈ — снова подал голос старший. — Плати за телефон и еду!

Да, можно потратить секунды на то, чтобы объяснить ему, что он сейчас в положении улитки, переползающей скоростную трассу, по которой плотным потоком идут гружёные фуры. Если он будет создавать мне препятствия, я просто перееду его. У меня мало времени и много, по сравнению с этим мужиком, силы. Если сил нет или они у сторон равны, приходится просить или договариваться, если превосходство в силе неоспоримо, то можно приказать или просто делать по-своему. Я на силу не привык полагаться, поэтому всю жизнь на этой планете договаривался. Даже когда матом орал на нерадивых коллег, я понимал, что они могут также мне ответить — имеют право. А тут в остром дефиците времени, когда угроза жизни весьма реальна, я должен объяснять, почему я сломал телефон придурку, который мою жизнь смертельной опасности подвергает? Да и хрен с ним, объясню.

Я, уже направившись к двери, развернулся и сказал взрослому:

— За мной охотятся, чтобы убить, — объяснять, что охотятся, чтобы сотворить что-то похуже смерти, я не стал. — Твой сын снял меня и выложил в интернет. Сейчас за мной могут прилететь. Твой сын можно сказать сдал меня имперцам. За это я мог убить его, но я убил всего лишь его телефон и просто срочно ухожу. Так что он очень легко отделался. Мы уходим.

Мужик не внял доводам, да и сын, судя по выражению лица, не считал, что жизнь его телефона в обмен на его жизнь — это равноценный обмен. Резко наклонившись, старший выхватил из-под стойки пистолет и направил на меня.

Вернее, только-только успел направить, как в его голове образовалась дырка. Пусть Крапива и намного лучше меня в ковбойских приколах по скоростному выхватыванию пистолета, но и моя реакция тоже на высоте. Я выстрелил, как только осознал, что на меня направляется пистолет.

Мужик упал, а парень стоял в шоке от увиденного. Что-то объяснять было уже бессмысленно, мы побежали к двери, но уже выходя из зала я всё-таки услышал слова сына.

— Сука, это же травмат был! Папа!..

Дальше я не слушал. Мы выскочили из здания и побежали по дороге. Гор и Кэтрин не могли быстро бежать, поэтому я даже не мог отвлечься на бег. Мысль о том, что я натворил, сидела в голове и выжигала все остальные мысли. Я убил практически безоружного. Если это был травмат, то он мне был не более опасен, чем водяной пистолет. Я пока не мог переварить и осознать, что же я наделал.

Крапива, видимо, быстро поняла, в каком я состоянии, поэтому взяла управление нашим небольшим коллективом в свои руки. Она остановила нас у такси, быстро договорилась с водителем, запихала нас троих мужиков на заднее сиденье, покидала рюкзаки в багажник, сама села вперёд, и мы поехали. Высадились мы где-то в пустынном месте. То ли парк, то ли лес. Ага… Скамейка. Парк.

Посадив Катю и Гора на лавочку, Крапива потащила меня дальше в парк. Мы встали в безлюдном месте.

— Рассказывай, что случилось, — пристально глядя мне в глаза, резко сказала девушка. — Я уже вышла, когда выстрел услышала. Ты стрелял в кого-то? Убил?

Я сделал глубокий вдох и выдохнул, успокаиваясь.

— Вы уже вышли, а отец того парня всё не успокаивался. Он вытащил из-под барной стойки пистолет и направил на меня. Вернее, не успел даже направить, как я ему прострелил голову. А сын сказал, что это травмат был.

— Какой травмат? — не поняла Крапива.

— Травматический пистолет. Для меня совершенно безобидная штука. Если только в глаз в упор стрелять, то может навредить, а так даже синяка не останется на моём теперешнем теле. Получается, я фактически безоружного человека убил.

— Да… жопа. А если бы это не травмат был?

— Я мог ранить, мог выстрелить