Ковен возрожденных - Айви Эшер

В комнате становится тихо, когда я встаю и делаю шаг к окну. Поднимаю руку и провожу пальцем по знакомому символу.

– Мы спрятали руны твоих Избранных в узоре кружев, – сообщает Берди с любовью в голосе.

– По традиции кастеров, все женщины семьи вышивают напутствия на платье для церемонии, – объясняет Лила.

Я замечаю слова любовь и смех в кружевных лепестках. Из нежных листьев выглядывают слова дом и семья. Там есть напоминания о том, что я всегда найду свой путь и могу доверять своим связям… Чем больше я смотрю на это платье, тем больше вижу в нем принятия и любви. По сути, я прикасаюсь к надеждам и мечтам, которые возлагаются на меня и моих Избранных.

Я с трудом сдерживаю эмоции, когда перевариваю все это.

– Даже не знаю, что сказать… – признаюсь тихим голосом, наполненным признательностью.

Провожу пальцем по слову драгоценная. Вышитое бисером, оно спрятано в узоре, который переходит в V-образный вырез от груди до талии.

– Это… это просто идеально, – говорю я и знаю, что буду чувствовать себя желанной в этом платье сегодня вечером… и всю оставшуюся жизнь.

Обнимаю сестричек и Мэйв.

– Спасибо, – шепчу я, понимая, что это слово и близко не передает, насколько я благодарна каждой из них. Они приняли меня без всяких сомнений и оговорок, и это изменило для меня все.

– Скорее надевай, – визжит Мэйв, вытирая раскрасневшиеся щеки.

Смеюсь и быстро раздеваюсь – у меня нет ни капельки сомнений, но мне хочется убедиться, что платье будет сидеть на мне как влитое.

Надеваю это чудо, и Берди застегивает молнию.

Платье облегает мое тело, как вторая кожа, от середины бедра оно слегка расширяется. Чувствую себя женственной и изящной, слыша восторги тех, кого люблю.

– Ты выглядишь потрясающе, – говорит Лила, вытирая слезы.

– Не смей, Лила! Мы сейчас тоже заплачем, и тогда у нас действительно будут неприятности, – ворчит Мэйв.

Мы все хихикаем и пытаемся взять себя в руки.

Аделаида бросается к окну и выглядывает наружу.

– Как раз вовремя, – объявляет она.

Она хлопает в ладоши и велит своим сестрам и Мэйв переодеться. Они убегают, а я провожу руками по обтягивающему лифу и чувствую себя… прекрасной.

Кто-то стучит в дверь, и я на секунду задумываюсь, стоит ли мне открывать. Никто, однако, не выходит, и я понимаю, что это в значительной степени решает вопрос. Распахиваю дверь и вижу своего отца. Его лицо озаряется, затем он отступает на шаг, чтобы рассмотреть меня получше.

– Дочка… – отец замолкает, пытается обуздать переполняющие его эмоции.

– Ты самая красивая, – шепчет он, вытирая глаза.

Смаргиваю слезы, и папа крепко обнимает меня.

– Люблю тебя, – хрипло говорит он, когда мы отстраняемся.

– Люблю тебя, – отвечаю я, вытирая глаза.

Черт, я не ничего не размазала?

– Дамы, я забираю ее, – кричит мой отец.

– Встретимся на улице, – кричит в ответ Мэйв, и он, усмехнувшись, закрывает за нами дверь.

Папа подставляет мне локоть, чтобы я могла ухватиться за него. Улыбаюсь и беру его под руку. Мы идем к линии деревьев, и я вижу, что уже приближается закат. Приятный ветерок обдувает нас, помогая немного согнать жар.

– Ты тоже все знал? – спрашиваю я.

– Виноват, – с улыбкой признается отец.

Качаю головой и нежно сжимаю его руку, а он издает глубокий довольный вздох.

– Кто бы мог подумать, что мы с тобой окажемся здесь… вот так? – говорит он, указывая на мою руку в своей.

– Да, папа… Талон тренировал меня, я дралась. Ничего другого, кроме этого, в моей жизни не было.

– Я рад, что Талон присматривал за тобой. Он был грубоват, но, тем не менее, был хорошим парнем. Я многим ему обязан.

Моя улыбка становится шире. Это идеальное описание того, кем был Талон.

– Мы оба обязаны, – добавляю я.

Медленно идем среди деревьев, и я слышу щебет птиц, вдыхаю запах сосен и земли.

– Спасибо тебе, Винна, – тихо говорит отец, вырывая меня из задумчивости.

– За что? – пытаюсь найти ответ на его лице.

– За то, что нашла меня… боролась за меня… дала мне это, – говорит он, похлопывая меня по руке. – После того, как к тебе относился Лах… тебе не обязательно было верить в меня так, как ты верила.

Мой отец сейчас извинился за своего брата и за то, что произошло между нами… Как бы я ни пыталась заставить его понять, что вины Лахлана по большому счету тут нет, я не думаю, что он когда-нибудь воспримет все так же, как я.

Я уже различаю огни за деревьями и останавливаюсь.

– Спасибо, что захотел быть частью этого, – говорю я, положив руку отцу на грудь. – Учитывая все, через что тебе пришлось пройти, ты мог бы воспринимать меня как триггер, как нечто, напоминающее тебе обо всем, что ты потерял…

– Нет, дочка, я бы никогда не стал смотреть на тебя так. Ты была светом, Винна. Ты всегда им была. И ты останешься светом, который рассеет тьму.

Я вытираю слезу, которая медленно катится по моей щеке.

– Пап, я люблю тебя.

– Я люблю тебя, Винна.

Он притягивает меня к себе, чтобы еще раз крепко обнять, и мы стоим так мгновение среди деревьев, покрытых поцелуями сумерек, и от нас обоих исходят любовь и благодарность.

– А теперь, – он отстраняется, – давай смеяться до боли в щеках и танцевать, пока не вспотеем!

Глава 37

Мы выходим из-за деревьев и видим, что все наши гости собрались в большой круг. Уж не знаю, овладел ли кто-то из моих парней искусством магического освещения или здесь, в Утешении, нашелся супер, который забавы ради занимается светлячками, но повсюду вижу крошечные огоньки, радующие глаз. По мере того как солнце опускается все ниже и ниже, небо окрашивается в красивые розовые, красные и оранжевые тона. От всего этого захватывает дух.

Отец ведет меня к гостям, и они медленно расступаются, чтобы пропустить нас. Я замечаю членов стаи Сайласа, замечаю и старейшин. Семья Нокса взволнованно машет мне, и я отвечаю тем же. Увидев Синдол рядом с ее родителями, бросаю на девочку дразнящий взгляд, который говорит: «Я знаю, что ты была в курсе этого». Она улыбается мне в ответ, и я снова задаюсь вопросом, как долго мы сможем держать наши совместные тренировки в секрете от ее семьи.

С каждым месяцем мышцы Синдол укрепляются, и я знаю, что это только вопрос времени, когда кто-нибудь спросит: