Земля: Начало - Михаил Ран

— Александр, помните, это тестовое подключение. — в который раз напомнил Лаврентий Павлович, склонившийся над одной из контрольных панелей. Его пальцы бегло касались датчиков, внося последние коррективы.

— Помню. — отозвался я сдержанно. — Инструктаж у вас был такой подробный, что его можно было в подушку зашить.

Учёный фыркнул, не отрываясь от работы.

— И ещё кое-что… — протянул он, поднимая палец и поправляя сползшие очки. В его движениях сквозила нервная аккуратность. — Вы можете ощутить странное покалывание. И лёгкую дезориентацию. Это нормально. Не пугайтесь.

— "Можете"? — переспросил я, насторожившись на этой странной формулировке.

Лаврентий Павлович замер на мгновение, задумчиво почесал подбородок. Его лицо стало серьёзным, даже немного тяжёлым.

Неспешно подойдя ближе, он сунул планшет под мышку и, чуть понизив голос, сказал:

— Дело в том, что это ощущение появляется не у всех. Те, кто чувствует покалывание… — он задумался, подбирая слова. — Чаще всего не проходят полную синхронизацию. В конечном этапе их сознание отвергается.

Он отступил к панели, продолжая краем глаза следить за мной.

— То есть… — я усмехнулся. — Если начну ощущать что-то странное, это… плохой знак?

— Плохой — не совсем правильное слово, — буркнул учёный, постукивая пальцами по панели. — Скорее… тревожный. Но не фатальный.

Я глубоко вдохнул. Воздух показался слишком тяжёлым, как перед грозой.

— Вы готовы? — раздался его голос, чуть глухой, будто сквозь ватную стену.

Я провёл ладонью по лицу, пытаясь стряхнуть нарастающее напряжение. Сердце билось ровно, но внутри уже что-то дрожало — тонкое, едва ощутимое.

— Готов. — ответил я, подходя ближе к капсуле.

Лаврентий Павлович кивнул, нажал на одну из кнопок. С тихим шипением створки капсулы разошлись, выпуская наружу холодный стерильный воздух.

— Тогда, Александр, добро пожаловать в новый уровень реальности. — сказал он почти торжественно.

И хотя его голос звучал спокойно, я отчётливо чувствовал: сам Лаврентий Павлович был не менее напряжён, чем я.

Погружение началось.

Гель был густым, тягучим, почти живым. Его прохладная масса с шорохом обволакивала кожу, пробираясь под костюм, сдавливая тело равномерным давлением. Я медленно устроился на закрепленных внутри капсулы постаментах — опорах, которые поддерживали спину, ноги и голову, чтобы равномерно распределить вес.

По бокам копошились помощники Лаврентия Павловича. Двое в одинаковых серых комбинезонах, с сосредоточенными лицами. Один из них ловко прикреплял к моим предплечьям маленькие круглые датчики. Другой возился у грудной клетки, подключая сенсоры, что, по их словам, будут отслеживать активность моего организма.

Я лежал спокойно, чувствуя, как гель постепенно закутывает меня, словно в кокон. Вся капсула, снаружи напоминающая скрещённую скорлупу металлического яйца, внутри была оборудована с пугающей функциональностью. Ни одной лишней детали, ни одной лишней линии.

— Сейчас доставим дыхательную трубку. — голос одного из техников прозвучал как-то слишком буднично.

Я только кивнул. Вскоре кто-то аккуратно вложил мне в рот лёгкую трубку, обрамлённую силиконовыми насадками, и плотно зафиксировал её ремешками к подбородку. Дышать стало легче, но мысль о том, что вот сейчас меня окончательно закроют в этом технологическом саркофаге, вызывала нервную дрожь где-то в подреберье.

“Оператор…” — эхом прокатилось в голове. Так они называли тех, кто погружался. Но почему-то это слово звучало куда более пугающе, чем "испытуемый" или "участник эксперимента".

Пока я подгонял себя к спокойствию, над головой начали мигать индикаторы. Через полупрозрачную стенку капсулы я увидел, как Лаврентий Павлович и его ассистенты обменялись короткими репликами. Их слова тонкими обрывками долетали до меня сквозь толщу геля.

Наконец, сам учёный склонился к пульту, и нажав несколько сенсорных клавиш, заговорил: — Александр как самочувствие? Слышите меня?

По инструкции я должен был подтвердить готовность. Правая рука медленно нашарила небольшую кнопку, встроенную в опору. Нажал.

Сквозь стекло я увидел, как Лаврентий Павлович поднял большой палец вверх. Улыбки на его лице не было, только холодная сосредоточенность.

Он отвернулся, сделал несколько пасов руками над панелью, и я почувствовал, как всё вокруг меняет плотность. Гель будто загустел ещё сильнее. Воздух стал тяжелее. Мир замедлился.

Первое ощущение было странным: словно падение, но без движения. Тело дрожало в слабых вибрациях, казалось что я одновременно растворяюсь и сжимаюсь в точку.

В голове мелькнула мысль, как последний проблеск разума перед провалом: "А что, если я проснусь уже в другом месте?"

В ушах хрустнуло — короткий, мерзкий треск.

И меня утянуло вниз, в темноту.

Глава 29

Тестовая работа с капсулой закончилась, а вместе с ней исчезло и то странное ощущение всевластия, которое до сих пор гудело где-то на границе сознания. Я снова оказался в выделенном мне жилом блоке — маленьком прямоугольном мирке, где стены за проведенные сутки уже стали привычными и родными.

Впечатления… Странные. Словно ты не просто подключаешься к сети и работаешь с машинами. А сливаешься с ней, становишься частью самого кода, который раньше казался чем-то далёким, холодным и беспристрастным. А теперь он был живым, податливым. На несколько мгновений охватывало ощущение, что я слышал и чувствовал его дыхание.

Мысль была инструментом. Мысль чувствовалась рукой.

Тянется, цепляется, перестраивает строки кода так же легко, как перетаскивать папки на рабочем столе. Дико? Безусловно. Но от этого настолько прекрасно.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь, прокручивая в голове воспоминания. Простейшие тестовые задания, которые ученые выдавали с таким энтузиазмом, показались детским конструктором. И совсем не вызывали сложностей.

Лаврентий Павлович подбрасывал всё новые "песочницы", а я как послушный ребёнок собирал эти миры из строк, переписывал алгоритмы и наблюдал, как они меняются в реальном времени на тестовых стендах, сопровождающих меня по “ту” сторону. Интересно, а насколько развиты технологии у пришельцев? Работают ли они со своими сетями так же?

О тех "ощущениях", о которых он говорил до эксперимента. Тут все прозаично и просто. Я совсем ничего не почувствовал. От этого наступало какое-то замешательство. Но, кажется, ученый был просто в восторге, и просто излучал уверенность в последующих испытаниях.

Он весь светился, когда мы выходили из зала. Даже пританцовывал, чертя носками по холодному полу замысловатые узоры, как будто хотел скрыть это глупое ликование. Видимо, каких-то успехов достичь удалось ещё с самого начала.

Но подробностей он пока мне не раскрыл, ссылаясь на то, что скоро я сам все узнаю.

Только снова упомянул те "объекты на орбите" — таинственные, как его улыбка, и столь же неуловимые для моего понимания. Помнится он сказал, что следующий раз будет особенным.

А сам этот следующий раз должен быть вот-вот, в ближайшее время. Иронично — в день моего рождения. Если