Пещера - Геннадий Петрович Авласенко

Лерка рванулась к пещере, но я всё же успеваю схватить её за руку левой, изуродованной своей рукой. От резкой боли в плече темнеет в глазах, я едва сознания не теряю… но всё же успеваю перехватить руку Лерки правой рукой.

– Пусти! – кричит она, отчаянно но безуспешно пытаясь вырваться. – Пусти, слышишь?!

– Не надо, Лерка, – говорю я, и голос мой какой-то пустой, деревянный. – Нельзя туда сейчас, понимаешь…

Некоторое время Лерка смотрит на меня в упор, с каким-то даже недоумением смотрит… потом как-то внезапно и разом словно потухает вся.

– Пусти, – еле слышно произносит она. – Пусти, я не пойду…

Я отпускаю её руку, и Лерка медленно, словно слепая, бредёт куда-то в сторону… оборачивается, вновь смотрит на меня в упор, не с недоумением уже, а, скорее, с ужасом…

– Ты же друг его… – говорит она запинаясь. – Друг, понимаешь?! И ты… вы… как же вы могли так? Так же нельзя… вы что, не понимаете, что так нельзя?!

– Нельзя, да?!

Я оборачиваюсь. У входа в пещеру стоит Жорка. Стоит и смотрит на нас.

Из стихов Волкова Александра

Снилось мне: я иссяк…

Так в жару иссякает родник!

А к нему человек

истомлённой душою приник.

Воспалённые веки,

пустая сума за спиной…

Он сюда,

сквозь пустыню,

с безумной надеждой одной

полз…

Горячие ветры

его засыпали следы…

Как мечтал он,

наверно,

о горсти холодной воды,

как молил он,

что б с неба

пролились дождём облака…

Как он верил

в волшебную силу того родника!

Снилось мне:

будто я уходил бесконечной прямой,

но вонзались мне в спину

глаза человека с сумой.

Я не знаю,

откуда он здесь,

у дороги возник?

– Будь ты проклят, —

хрипел он, —

пустой, пересохший родник!

– Будь ты проклят! —

кричал он…

Так долго, так страшно кричал…

Я проснулся…

Шёл дождь

и в окно кулаками стучал…

* * *

Мы смотрит на Жорку… а он стоит у самого входа, и в руке у него зажат нож. И с широкого лезвия ножа медленно, по одной, срываются вниз алые зловещие капли…

Вот и всё!

Я считал себя своим другом…

Жорка разжимает руку, и я невольно вздрагиваю, когда нож, зазвенев, падает на каменное основание площадки.

– Не смотрите на меня так! – хрипло и как-то угрожающе говорит Жорка. – Не надо на меня так смотреть!

Он опускается на плоский валун у входа и, низко опустив голову, обхватывает её руками. А Лерка, подойдя к нему, садится рядом и берёт его за руку. Впрочем, тотчас же вновь отпускает Жоркину руку.

– Противно, да? – всё так же хрипло и едва внятно произносит Жорка, так и не подняв головы. – Понимаю…

– Что ты понимаешь?

Лерка вновь берёт Жорку за руку, вернее, она просто гладит его по руке.

– Ты просто успокойся. Успокойся и…

– И что?

– И всё будет нормально!

– Нормально?

Вскочив на ноги, Жорка каким-то странным, почти безумным взглядом смотрит на Лерку, потом переводит взгляд на меня.

– Нормально, да?!

Он нагибается, подхватает окровавленный нож, вытягивает его перед собой.

– Вот это нормально, да?!

– Успокойся, Жора! – говорю я, хоть и понимаю, что это не те слова. Совсем даже не те…

– Успокоиться?!

Теперь Жорка смотрит на меня. Со злобой, с ненавистью даже…

– Вот так взять и успокоиться, да?

Он продолжает смотреть на меня в ожидании хоть какого-то ответа… а что я могу ответить ему сейчас…

Впрочем, Жорка и сам это отлично понимает.

– Мудаки чёртовы! – рычит он, переведя почти безумный взгляд на нож в своей руке. – Ублюдки вонючие! Куда вы меня затащили, падлы?! Я что, просил вас?! Мы сдохнем тут все… нам отсюда не выбраться! Никому не выбраться… мы просто подохнем все… все подохнем…

Вторично выронив нож, Жорка плачет, закрыв лицо руками и, грязно, бессмысленно ругаясь, бормочет что-то совершенно уже нечленораздельное. Похоже, у него началась истерика.

А вдали, над лесом, уже грохочет гром и отчётливо видны громадные, чёрно-фиолетовые тучи, грозно скопившиеся там, у самого горизонта. Они быстро приближаются, эти тучи… и кажется даже, что это не тучи приближаются, а само солнце стремительно падает прямо в чёрно-фиолетовое их месиво…

Приближается ещё одна страшная гроза и ещё одна страшная ночь. А в пещере всё ещё лежит мёртвый Серёга, и надо бы как-то исхитриться и успеть похоронить его до наступления темноты…

И словно повисло, застыло в воздухе тяжёлое угрюмое молчание, до самого предела наполненное скопившейся ненавистью.

Ненавистью и отчаяньем…

Что-то должно случиться сейчас, что-то должно произойти!

Мне мучительно захотелось исчезнуть куда-нибудь. Просто закрыть глаза, потом снова открыть их и… очутиться дома. И чтоб всё это оказалось всего лишь кошмарным сном, страшным кошмарным сном… а, может, это и есть страшный кошмарный сон, а вот сейчас я закрою глаза, я просто-напросто крепко закрою глаза…

Мне так хотелось проснуться!

Проснуться и вновь увидеть над своей головой такой знакомый потолок, весь в замысловатых золотистых узорах. А потом подняться и сразу же позвонить Витьке… нет, лучше Серёге! Я позвоню Серёге и первым же делом расскажу ему о дурацком своём сне, ни с того, ни с сего приснившийся мне сегодняшней ночью. И мы вместе посмеёмся над всей этой хреновиной и чепуховиной…

А ещё потом трубку возьмёт Наташа, и я вновь услышу милые, смешные её «подковырки». А ещё потом…

– Не смотри на меня так! – орёт вдруг Жорка злым срывающимся голосом. – Какого хрена смотришь так, сука ты паршивая?!

Хлёсткий звук удара сливается в единое целое с очередным громовым раскатом.

Вот оно, началось!

Я вижу, как падает Лерка… как катится она по каменной этой площадке, потом, ударившись головой о гранитный выступ скалы, застывает неподвижно. А Жорка, злобно ощерившись, одним рывком срывает с неё чёрную кожаную курточку, и Лерка сразу же оказывается обнажённой по пояс.

– Всё одно подыхать! – рычит Жорка, и в голосе его, кажется, не осталось уже ничего человеческого. – Так я тебя, курву, поимею напоследок!

Он пытается стащить с Лерки джинсы, но джинсы – это такая вещь, что стащить их с лежащего человека не так-то и просто. Наконец, Жорке это удаётся и он с остервенением отшвыривает их куда-то в сторону… подминает Лерку под себя…

– Лови кайф, курва!

И тут только