Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

Разве не так? Кто скажет, что последний российский император Николай Александрович был злым и бесчестным человеком? Современники, даже его откровенные враги и политические соперники, все, как один, признавали, что он был добрым, мягким человеком, прекрасным семьянином, который всем сердцем любил свою семью. Мемуары полны соответствующих примеров, но разве таким он должен был быть⁈

— Эх, Коля, Коля, Николай, не в той ты время родился, совсем не в то время, — Пушкин тяжело вздохнул, вспоминая, куда завела императора его доброта и мягкость. — Нельзя было тебе в государи, никак нельзя. Характер у тебя не тот. Тут совсем другой человек нужен был. Стальной…

С пера, которое Александр продолжал держать в руке, капнула очередная капля чернил, и на бумаге вновь расплылась безобразная клякса. Теперь уже лист был окончательно испорчен, и для прошения нужно было брать новый.

— А Горбачев, что лучше что ли? То же со всех сторон хороший, мягкий, пробы негде ставить. А уж как свою супругу любил, что можно турецкий сериал снимать.

Да, действительно, любил отчаянно. Ни одну ее просьбу не оставлял без внимания: хочешь на юг — пожалуйста, хочешь за границу — обязательно, хочешь украшения — непременно. Отличный семьянин, добрый человек, за все хорошее и прекрасное, а правитель — откровенно хреновый!

— Вот ведь какая заковыка! Как найти ту самую середину, которая здесь нужна? Как воспитать не просто хорошего человека, но и ответственного государя, который в одном случае будет милостив, а в другом возьмется за топор?

Эта мысль и не давала ему покоя. Ведь, он пока еще по-настоящему так и не приступил к воспитанию цесаревича. Эта неделя, по-хорошему, была ознакомительной — он знакомился с наследником престола, тот знакомился с ним. Александр все еще продолжал искать то, что ему нужно.

— … Обычными средствами здесь никак не обойтись, — устав сидеть, Пушкин вскочил с места и начал вышагивать по кабинету. — На обычных уроках далеко не уедешь. Дело ведь не столько в образовании, сколько в воспитании. Высокообразованных уродов в любом времени хватает.

В идеальной ситуации цесаревич должен был с самого детства воспитываться как будущий правитель. Десятилетиями должен впитывать особую ответственность за судьбу огромной страны, миллионов людей.

— Именно так, шаг за шагом нужно и воспитывать государя. Следует строить «по кирпичику» его личность. Каждый день, каждую неделю, каждый месяц цесаревич должен чувствовать свою сопричастность большому и важному делу — управлению страной. Сначала ему нужно поручать небольшие, простенькие дела, потом поручать более сложные и ответственные вещи… Это воспитание на делах, на конкретных проектах, как у пионеров или комсомольцев в мое время.

Александр прекрасно помнил, как будучи пионером, получил свое первое поручение от пионерской дружины — следить за состоянием учебников в классе. Ему обстоятельно, на пальцах, объяснили важность задания. Ведь, продлевая жизнь учебнику, мы не просто помогаем школе, а заботимся о сохранении наших лесов. Чем не ответственное поручение для восторженного юнца, только-только получившего свой пионерский галстук? Потом он принимал участие в сборе макулатуры и металлолома, принимал участие в помощи питомнику с бездомными животными, помогал пожилому ветерану в уборке квартиры. И всегда он знал, что делает очень нужные, очень «взрослые» дела. Было ощущение сопричастности к важному, даже может великому, а потом он повзрослел…

— Разве для цесаревича нельзя придумать нечто такое? Помимо обычной учебы, пусть Константин каждый день сталкивается с какой-нибудь проблемой, которую нужно решить. Да, это будут небольшие проблемки, но со временем они будут расти, обретать нравственный характер. Пусть все чаще и чаще он принимает решения, ошибается, потом исправляется, снова ошибается и снова исправляется. Пусть учится быть правителем.

На этих словах Пушкин резко остановился, задумался, а через мгновение уже рванул к письменному столу, чтобы записать возникшие в голове мысли.

* * *

Петербург. Зимний дворец

В кабинете повисло молчание. Император «буравил» напряженным взглядом Пушкина, тот с совершенно невозмутимым видом стоял у окна.

— … Гм, — наконец, кашлянул Николай Первый, прерывая затянувшуюся паузу. — Когда я начал вас слушать, то с трудом сдерживался, чтобы не выругаться. Признаюсь, ваше предложение мне показалось чересчур необычным, даже оскорбительным. Мне даже показалось, что вы принимаете моего сына за какого-то простолюдина или слугу. Эти задания, какие-то дела, которыми ему нужно заниматься…

Он вновь ненадолго замолчал, и так посмотрел на Пушкина, что тот поежился.

— Но сейчас я понимаю, что был не прав. Вы, несомненно, прямолинейны, говорите неудобные вещи, что может не нравится. Однако вы определенно желаете блага монаршей фамилии и доказали это делом. Я никогда не забуду что вы, сударь, спасли моего Александра не только от смерти, но и бесчестия.

Скрипнул зубами, вспомнив тот злополучный орден розы и креста. Ведь, тогда все шло к тому, что его наследник, его старший сын, станет предателем и выберет путь Иуды.

— Думаю, вы правы, наследника Российского престола нельзя воспитывать, как обычного дворянина. Нельзя…

Николай Александрович замолчал. Никогда не просто признавать свои ошибки и просто заблуждения, а императору тем более.

— Я даю свою отеческое разрешение, Александр Сергеевич — готовь моего сына так, как считаешь правильным. Однако будь готов ответить за результат, когда придет время.

Пушкин в ответ кивнул. Мол, готов.

— Хорошо.

* * *

Петербург, Сытнинская улица, Сытный рынок

Две неприметные черные кареты остановились, выпустив странную группу людей. Четверо казаков с бородами лопатой застыли у карет, по сторонам при этом бросали такие взгляды, что у всякого отбивали желание подойти и заговорить. Двое других — невысокий мужчина в темном плаще, шляпе и курчавых бакенбардах и мальчишка лет двенадцати — встали особняком и о чем-то заговорили.

— … Ваше Высочество, наверное, вы удивлены, что во время занятий мы оказались на самой окраине города? — Пушкин, а это был именно он, хитро прищурился и посмотрел на своего подопечного. Тот, и правда, был удивлен происходящим. Явно не ожидал, что окажется в самый разгар учебного дня у черта на куличках. — Тем не менее, прошу рассматривать нашу сегодняшнюю прогулку, как очередное самое обычное занятие — учебный урок.

У цесаревича при этих словах даже рот раскрылся от удивления. Он за эти несколько дней, как познакомился со своим новым наставником, уже привык к его строгости, железной дисциплине. А тут они, словно нашкодившие школяры, наплевали на утвержденный распорядок дня, и отправились гулять.

— Сейчас все объясню, Ваше Высочество, — усмехнулся Александр, все больше и больше