"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20 - Борис Владимирович Романовский

прочно засели в его голове, причем так прочно, что он уже не отличал их от своих собственных. Теперь оставалось только жить с этим тяжким грузом обретенного знания, но не заниматься впустую пророчествами Кассандры, которым все равно никто сейчас не поверит. Да просто в голову такое никому не уложится, невозможно поверить в то, что ожидает в ближайшем будущем страну…

— А с чего ты взял, что ход войны изменить невозможно⁈ Тут что — все с абсолютной непреложностью обусловлено, и мы все заранее отданы на заклание неизбежному историческому процессу⁈

Матусевич закурил папиросу — дымил он нещадно, нервы продолжали легонько вибрировать, как палубный настил под ногами. «Цесаревич» на восьми узлах вот уже час шел мимо корейского побережья, укрываясь темнотой — и так будет, пока не начнет светлеть. На корабле лихорадочно велись ремонтные работы, вся команда, от офицера до матроса прекрасно понимала, что японцы, если дерзнут, а они могут такой фортель выкинуть, то с утречка устроят перед самым Порт-Артуром «горячую встречу» русской эскадре. Ведь у них есть шесть броненосных крейсеров Камимуры, четыре из которых не побывали в бою, а два зацепили сражение лишь краешком. К тому же имеются два вполне исправных броненосца, с которыми англичане могут поделиться снарядами в Вей-Хай-Вее, а такую возможность не отрицали даже офицеры, а потому их нервозность передалась по команде. И правильно — люди будут пребывать в тонусе, «расхолаживания» не произойдет.

Николай Александрович прекрасно знал, что никакой японской эскадры под Порт-Артуром не будет, ведь дневное сражение в Желтом море завершилось с иным результатом, чет тот который был бы получен вчера, получи он тяжелое ранение в живот. Не поддавшись тогда на мостике наитию, и не отступи на один шаг, зайдя за двух матросов. Они оба погибли, приняв на себя удар, бинокль раскроило осколком, зато он сам уцелел, если не считать двух царапин и обожженного шимозой лица.

— Неоткуда японцам корабли брать, нет их лишних. Четыре «асамоида» в Фузане, и они там и будут стоять, если только Того не воспримет всерьез прорыва «Победы» и «Паллады», как случилось с «Аскольдом» в той реальности, когда на сутки Камимура решился выдвинуть пару своих броненосных крейсеров севернее Квельпатра. Но как ситуация прояснилась, вернул их обратно. Под рукой только «Асама» и «Якумо», но эти двое в драку на пять броненосцев не полезут, их командиры в здравом рассудке, чтобы так счеты с жизнью сводить. И все — более ничего у японцев нет, а то, что имеется, вряд ли прибудет в ближайшие дни. Так-так, а ведь это…

Матусевич осекся, он даже не замечал, что говорит сам с собою. Вернее, озвучивал чужие мысли, которые стали своими. Быстро развернул на столе карту, где еще рукой Витгефта был нанесен курс на обход Кореи, от берегов Квантуна до Приморья. Схватил дюймовую линейку, и с циркулем в руках сделал расчеты. И хмыкнув, снова заговорил сам с собою:

— Послезавтра доведет эскадру до Сасебо, вот только без «Фудзи» — того отконвоировали в Вей-Хай-Вей, и лишь заделав пробоины, доведут до Нагасаки и поставят в док. Там ремонта до середины осени, никак не раньше. И то в лучшем случае, ведь японские верфи работают лучше наших, их полдесятка вместо одной в Порт-Артуре. «Микаса» на месяц вышел из строя — на нем надо менять орудия главного калибра, да и досталось ему прилично, больше всех. Месяц, месячишко, никак не меньше — двух броненосцев неприятель на какое-то время лишился. Причем на весьма продолжительное времечко, до осени, и не ее начала, а ближе к середине.

Матусевич хмыкнул, снова приложил линейку к карте, затем прошелся циркулем, беззвучно шевеля губами. Откинулся на спинку дивана, вздохнул с нескрываемым облегчением, глаза из-под белых бинтов (ему сделали новую перевязку) засверкали горячечным блеском.

— «Гарибальдийцев» можно в расчет также не принимать — после боя с броненосцами они выглядели неважнецки, на «Ниссине» главный калибр полностью выбит. Так что остается в сухом остатке только два броненосца, а это отлично. «Асахи» и «Сикисиме» идти до Сасебо двое суток, ведь они не бросят поврежденных «гарибальдийцев» и флагмана в ситуации, когда сами японцы стопроцентно посчитают, что рядом где-то крутится «Победа». Двое суток — вечером тридцатого будут в гавани. Пара суток уйдет на загрузку угля, на погрузку боеприпасов, на срочные ремонтные работы — сомневаюсь, что Щенснович с «Ретвизана» и «Эссен» с «Севастополя» побросали свои снаряды в море. Как бы не так, попадания были, много, и значимых — так что срок нужно, как минимум, удвоить — до четырех суток пребывания, никак не меньше. Плюс парочка дней на обратный путь до Эллиотов. Вот и выходит шесть дней как минимум, а то и все семь, и то, если без отдыха все японцы будут работать как проклятые, без сна и приема пищи. Неделя у нас есть, да, именно так — имеется в запасе семь дней, в самом худшем случае, раньше подвести броненосцы японцы просто не успеют. Да это целая прорва времени, если им правильно распорядится, и не прощелкать клювом.

Последние два слова адмирал употребил впервые в жизни, и сам несказанно удивился. Затем в голову пришла настолько безумная мысль, что Матусевича затрясло, будто он в одночасье подцепил тропическую лихорадку. Адмирал с трудом поднялся с дивана, на не сгибающихся ногах подошел к шкафчику, вытащил из него со специальной подставки бутылку коньяка — Витгефт порой любил «пропустить» чарочку, хотя считался непьющим. Достал серебряный стаканчик, наполнил его до краев, машинально принюхался — пахло свежим яблоком, хороший французский коньяк, адмирал в нем знал толк. Жгучая, но приятная жидкость чуть обожгла гортань, потом горло. Николай Александрович постоял немного, и через пару минут почувствовал себя гораздо лучше, «лихорадка» стала проходить. Задумавшись на полминуты, он решил повторить, и снова налил себе коньяку, но уже «половинку» от принятого. И пил очень медленно, смакуя каждый глоточек. Опустошив стаканчик, кхекнул, вздохнул, и с нескрываемым сожалением вернул все обратно в шкафчик. Чуть подволакивая ногу, вернулся к дивану, уселся, откинув голову на высокую спинку. И тут сразу все тело будто налилось свинцовой усталостью, тяжкой, невыносимой, давящей — и Матусевич сам не заметил, как моментально ухнул в пучину беспамятства спасительного сна…

Возвращение эскадренного броненосца «Пересвет» в Порт-Артур после знаменитого боя в Желтом море 28 июля 1904 года. В таких случаях русские люди не зря говорят — «краше только в гроб кладут»