Жена-беглянка. Ребенок для попаданки - Константин Фрес

— Они словно живые, — восторгаясь, сказала я.

— Они и будут такими, — тихо проговорил Робер, чуть касаясь губами моей шеи, — если ты будешь носить их чаще. Жемчуг оживает от тепла тела.

Его поцелуй ожег меня, я вздрогнула.

Мне были приятные его общество, его прикосновения, его взгляды.

Но после танца с Иваром во мне что-то изменилось.

Я очень хотела бы доверять Роберу, дать ему руку и последовать за ним по жизни.

Ведь именно к этому вели все его знаки внимания, подарки и ласки.

Но что-то внутри меня не давало этого сделать.

Останавливало.

Заставляло сомневаться.

И я отстранялась от него, сама того не желая.

— Останетесь с нами на ужин, господин казначей? — произнесла я, старясь, чтоб мой голос звучал игриво.

Робер украдкой вздохнул, но тотчас нашел в себе силы улыбнуться.

— Конечно, — ответил он. — Я даже сам разожгу новые благовония.

— Перед сном? Может, не стоит? — усомнилась я. — Запах этих благовоний слишком силен.

— Их нужно жечь как можно чаще, — ответил Робер туманно. — Так вы скоро привыкните к ним. И запах не будет казаться сильным. Вы же теперь знатная дама. Вам нужно привыкать к роскоши. Даже у короля нет такого дивного аромата, какой я принес вам!

— Да, верно, — согласилась я. — Аромат просто чарующий.

В столовой уже был готов стол, расставлены приборы.

Робер, как и обещал, разжег благовония и подвесил крохотную медную жаровню на крюк у входа.

Поплыл приятный сладкий белый дым, я почувствовала, как расслабляются напряженные плечи. Все-таки, эти ароматы — полезная вещь, что ни говори.

Я устроилась во главе стола — Робер любезно помог мне сесть, пододвинув стул.

Сам он уселся по левую руку. По правую руку сидел Стир и Одетта.

Малышей тоже усадили за общий стол.

На ужин была великолепная баранина с белым соусом, запеченный молодой картофель и свежие спелые овощи.

Мне вина не предлагали, а вот Стир и Робер с удовольствием выпили немного красного.

— За новую крупную добычу! — провозгласил тост Стир, чуть подняв бокал.

— За самое богатое семейство города! — поддержал его Робер. — Которым вы в скором времени станете!

Внимание мое привлекла одна из служанок, что нерешительно мялась у дверей.

Она то заглядывала в столовую, то удалялась прочь.

Словно не решалась войти.

— Ты что-то хотела сказать, дитя мое? — позвала я ее.

Она нерешительно ступила в комнату.

Пальцы ее теребили красивую безделушку, крохотную бутылочку из молочно-голубого, полупрозрачного опала, висящую на груди на длинной золотой цепочке.

— Я хотела просить вас о справедливости! — звонко выкрикнула вдруг она. — Ваш брат, Максимилиан! Он страдает незаслуженно! Он хороший человек! И он брат вам! Почему вы его отвергаете?!

Я не успела ничего сказать.

Странная тяжесть вдруг опустилась мне на плечи.

Я хотела встать. Но не могла. Ноги не слушались.

Уши заложило от низкого страшного гула.

Сотни недобрых голосов со всех сторон зашептали какие-то полные злобы проклятья. Стало жутко, до животного ужаса, до дрожи, до тошноты.

Не понимая, что происходи, я оглянулась кругом и увидела, что все сидящие за столом тоже напуганы. На их лицах застыл такой ужас, что я с трудом узнавала братьев и сестер.

Но самое жуткое — это плывущая по воздуху черная лента.

Как брошенное в мою сторону лассо.

Крошащаяся черным пеплом лента, медленно приближающаяся ко мне.

Расплывающаяся по воздуху именно из этой красивой бутылочки на шее девушки-служанки.

И я знала, я чувствовала, что когда она коснется меня, мне уже не спастись…

— Все их дома прочь!

Робер опомнился первым.

На белую скатерть на столе уже сыпались кусочки черного пепла.

Робер вскочил с места, схватил стул и. размахнувшись, швырнул его в окно.

Послышался звон стекла, дунул ледяной ветер. Черна лента раскрошилась, рассыпалась, не достигнув меня, и я с шумом, словно выныривая из ледяной воды, вдохнула.

— Все вон! Все на улицу!

Робер подхватил меня на руки.

Стир и Одетта похватали испуганных, орущих малышей.

Мне показалось, что дети бьются в припадке.

Они вырывались из рук, тараща полные ужаса глаза.

Смотреть на это было жутко.

Но помочь им я не могла.

Я и головы не могла поднять.

И слышала только, как под одеждой бьется сердце Робера, когда он нес меня вон из страшной комнаты.

А вслед нам несся полный ужаса вопль девушки, упомянувшей им Макса.

Кажется, она упала на пол и билась в конвульсиях.

— Спасите… ее… — пробормотала я.

— Невозможно, — выдохнул Робер. — Она надышалась предостаточно, чтобы умереть. Это дело времени.

Водвор выскочили все — и перепуганные дети, и слуги.

Все с ужасом смотрели на освещенные окна, за которыми кричала и билась в агонии несчастная.

Словно ее рвали на куски.

Словно демоны хватали ее своими страшными лапами.

Но всего через минуту ее вопль стих, страшные, изломанные тени перестали метаться по стенам.

— Кончено, — выдохнул Робер и крепче прижал меня к себе.

— Как…—выдохнула я, цепляясь за его одежду и стараясь согреться. — Как вы догадались, что она нас травит?

— Но вы же тоже догадались, — недоумевая, произнес Робер. — Вы же видели яд.

— Черная лента? — удивилась я. — Я думала, мне это почудилось…

Впервые за несколько последних минут Робер улыбнулся.

— Нет, не почудилось, — ответил он. — Яд видимым сделало благовоние. Его применяют именно за этим. Не только за аромат.

— Но как вы догадались, что это может случиться?..

— Время от времени всех благородных господ хотят отравить. Благовония не только указывают на яд, но и нейтрализуют его в большей степени. Видите — никто не отравился, кроме этой несчастной.

Он крепче меня прижал к себе и оглянулся.

— Слугам до утра неплохо было бы разместиться в конюшне, — заметил он. — И в дом не входить. До утра все выветрится. Я сам проверю. А мы… а мы пока поедем ко мне. Вам придется принять мое приглашение, Вероника! Иначе дети замерзнут.

— Я просто не могу отказаться, — ответила я слабым голосом.

Глава 65

В самый глухой ночной час я была вынуждена бежать из дома, с братьями и сестрами. На двух экипажах, прикрыв детей плащами и одеждой слуг.

Сами слуги вынуждены были идти ночевать во флигель в саду. Там было