Ранее известная как Америка - Рид Кинг

Во сне я лежал плашмя на конвейерной ленте, а козел осматривал меня на предмет готовности.

– Его мясо еще розовое, – сказал козел, когда Аннали разрезала меня старомодным ножом для масла и начала переворачивать органы вилкой. – Посмотри на эту печень. Видишь? Она явно еще сырая.

– Ну не знаю. – Аннали воспользовалась ножом, чтобы выколоть мне сердце, а затем подняла его к свету. – А мне вот кажется нормальной.

– Нормальной! – Козел преобразился: его зубы втянулись обратно в пасть, копыта сменились длинными бледными руками. Теперь у моей кровати стоял Марк Дж Бернхем, генеральный директор. Только его липкая улыбка осталась прежней.

– Нормальной! Он – именно то, чего нам не хватало. Посмотри на всю эту начинку.

– Тебе виднее. – Аннали казалась разочарованной. – Тогда получится, что я не смогу отведать даже кусочек?..

Я проснулся, задыхаясь, с привкусом металлической стружки во рту. Когда я вздохнул, острая боль пронзила селезенку. Новый шрам, шесть дюймов длиной, сморщил кожу слева под ребрами.

– Доброе утро, солнышко! – Менеджер по здравоохранению, блондинка, с большими сиськами от «Нью Скин™», пахнущая духами «Дуновение свежего бриза™», склонилась надо мной.

– Что такое? – Я попытался приподняться и сесть, но не смог. Мои руки и ноги были привязаны к кровати. Они засунули в меня столько трубок, что я выглядел совсем как гигантский лоток с прорастающей полиуретановой Цветной травой™. В остальном я был голым, как склоны Аппалачей^[14]: без рубашки и, насколько я мог судить, без штанов. Не так я себе представлял, что женщина привяжет меня голого к кровати. – Почему я связан?

– Не волнуйтесь, – сказала Менеджер по здравоохранению, когда я потянул за ремни. – Это для вашей же безопасности. Последние несколько дней вы лихорадочно шарахались из стороны в сторону. Похоже, пытались встать и убежать.

Легкий ветерок колыхал занавески, плотно натянутые вокруг моей кровати. Занятная штука – на нижних этажах Здрава койки были прижаты друг к другу настолько плотно, что можно было заигрывать ножкой с гнилобрюхами, прохлаждающимися на соседних койках. По другую сторону ткани скрипели по плитке резиновые туфли. Менеджеры здравоохранения болтали о перестройке костей и расслаблении органов. Даже помереть было бы легче, если бы все при этом улыбались (это тоже было в Конституции^[15]).

– Как долго я был в отключке? – спросил я.

Голограмма, прикрепленная к ее униформе, сияла смайликом, который плавал под ее настоящим подбородком. Переключение между улыбками вызывало у меня головокружение.

– Четыре с лишним дня, – сказала она и наклонилась, чтобы отстегнуть меня.

– Четыре дня? – Я вспомнил Билли Лу и его взгляд: точно кто-то повернул выключатель. Я вспомнил столб пламени и как отлетел назад вместе с козлом, оседлавшим мои тазовые кости. – Что случилось?

– Вы везунчик, один из немногих, – сказала Менеджер по здравоохранению. – Десять пальцев на руках, десять пальцев на ногах, постоянный пульс, и нос, милый, как пуговка.

Слово «везунчик», очевидно, подразумевало, что были и невезучие, без пальцев на руках и ногах и без постоянного пульса.

– Сколько их? – спросил я начистоту.

Она отбросила свое выученное притворство, отключая голограмму быстрым тычком. Когда она водрузила визор на макушку, волосы разметались вокруг ремешка. Морщины вокруг рта и глаз, надутые губы, дрожание под подбородком от химических добавок (ярко-оранжевая сыпь только начинала покрывать ее лоб и нос).

– Двадцать семь, – сказала она. Даже мысль о том, что Дэн Риджес при взрыве обратился в пепел, вызвала у меня в животе спазмы. – Половина химоператоров сгорели. Какой-то недоумок запер их, когда услышал стрельбу. Некоторые спрыгнули. Остальные просто сидели, пока был пожар, и тыкали в свои электронные аварийные значки. Я не шутила, когда говорила, что ты везунчик.

Как бы ужасно это ни звучало, я расслабился. Значит, никого из тех, кого я знал.

– Что это за швы? – спросил я. Рана была воспаленно-опухшей, но твердой на ощупь, видимо, кусок кости рассек меня изнутри. – Что вы со мной сделали?

– Спасли тебе жизнь. – Медсестра вручную настроила подачу в капельнице, отдавая команды жестами через свой визор. – Шестьдесят лет назад вся подача должна была стать автоматизированной. Теперь же электричество стало слишком дорогостоящим^[16]. В течение многих лет Кранч Юнайтед© выступал за то, чтобы гигантские общественные туалеты собирали и перекачивали образующийся там метан, – конечно, более гуманное решение, нежели фабрики Острова Флорида, которые работали от трупной тяги^[17]. По Кранч 407 ходила такая шутка: «Как понять, что мир скатился в дерьмо? Он начнет питаться от пердежа». – Тебя ранило осколком. Взорвался у тебя под ребрами. Если хоть бы один кусочек достал до сердца, ты бы уже был на кладбище. Большую часть мы вытащили.

– Большую часть?

Она пожала плечами.

– Половину крыши сорвало. Чего ты ожидал? Но знаешь, хорошо, что все случилось именно так. – Теперь, когда она прекратила всю эту болтовню, даже голос у нее изменился. Я решил, что это акцент Синопек-ТеМаРекс аффилиэйтед. – Многие успели выйти, пока ты заговаривал ему зубы, там, на мостике. Иначе кто знает, че бы случилось. – Менеджер по здравоохранению смерила меня взглядом. – Знаешь, все называют тебя героем.