Падшие - Михаил Головачев

– Прошу пардону, задержался, – запыхавшийся Курт забежал на арену, громыхая сложенными носилками. – Что тут у вас?

Белый свет фонарика скользнул по лицу, горячая рука коснулась кожи.

– Милостивый Обелиск! Это какого хрена оно так? – не сдержался медик. – Гарм, помогай!

Крепкие руки братьев подхватили меня и переложили на прохладный брезент.

– Курт – Корпусу! Готовьте операционную, засранцы!

Рация зашипела невнятным ответом. Замерцали перед глазами, провоцируя болезненные приступы тошноты, лампы на потолке.

Я сжалась, подтянув колени к животу, стараясь хоть как-то облегчить состояние. Чувство жжения быстро распространялось по всему пространству между ребрами и тазом. Воображение рисовало картины жуткой смерти от сжигания заживо аномалией, подсаженной в плоть.

Глава 4

Яркий свет ударил в глаза. Дохнуло запахом лекарств и крови. Блики солнца скользнули по предоперационной, облицованной светло-голубой плиткой. Гаал не пустил Гарма внутрь, позволив лишь переложить меня на металлическую каталку.

– Общий? – донесся откуда-то из глубины комнаты голос Курта.

– По спине, времени нет, – бросил Гаал. Облачившись в стерильную форму, он скрылся в операционной.

– За что по спине-то? Мне и так уже в пузо засадили, – вымученно улыбнулась я, подняв глаза на брата. Медик успел вымыть руки и натянуть перчатки. – Это еще что за орудие инквизиции? Деймон бы оценил.

Курт заправил шприц и присоединил к нему внушительную длинную иглу.

– Не очкуй, – подбодрил брат, зайдя за спину. Обтянутая перчаткой теплая ладонь коснулась позвоночника. Пальцы скользнули по коже, нащупывая нужный участок. – Сейчас станет полегче. Только не дергайся. Вот вообще. А то будешь вместе с Остом в железе рассекать.

– Лучше б ты молчал… – тихо произнесла я, боясь лишний раз шевельнуть даже челюстью после столь грозного предупреждения.

Все же резкий укол заставил слегка вздрогнуть, но Курт не отреагировал. Что-то звякнуло в металлическом лотке. Боль в ране начала постепенно утихать. По области живота и бедер разлилось приятное тепло, ноги медленно теряли чувствительность и контроль.

– Смотри на меня, – приказал брат, прикоснувшись к коже возле раны. – Чувствуешь что-то?

– Очень слабо. Почти нет.

Получилось наконец задышать полной грудью. Парализующая боль отступила, оставшись тревожным воспоминанием на грани сознания.

– Прекрасно. – Курт щелкнул ножницами и рассек футболку прямо по узлу, затем содрал остатки ткани. – Спокойно, дальше ужасов не будет. Мне так кажется…

– Спасибо, – слабо улыбнулась я, дыша медленно и размеренно. Медик тем временем избавил уже абсолютно парализованную нижнюю половину тела от потенциально инфицирующих элементов одежды.

– Готово? – долетел в предоперационную голос Гаала. – Заноси. Только не ногами вперед, как ты это любишь.

– Тьфу ты, дурень суеверный, – выругался Курт. Каталка плавно развернулась как положено. Брат вкатил ее в операционную и с легкостью, будто пушинку, переложил меня на стол, отгородив тело до ребер ширмой.

– Норна, слушай меня, – начал инструктаж Гаал. – Сейчас сделаю дополнительную анестезию, потом будем смотреть, что произошло внутри. Говори с нами все это время. Сигнализируй, если что-то не так. Что ж… Обелиск, направь мою руку во исцеление!

Я бросила взгляд в окно. Несмотря на середину августа, территорию вокруг Станции захватила золотая, так любимая поэтами, осень. Яркая палитра всех возможных теплых оттенков успокаивала и хоть немного, но дарила ощущение спокойствия и безопасности. Здесь, что бы ни случилось, со мной не произойдет ничего плохого. Обелиск будет милостив и примет исповедь в грехе, совершенном против воли.

Трибунал. Настоятель винит обоих… но я не хотела. Не хотела вторгаться к Деймону в разум и доставать оттуда скрытые болезненные воспоминания. Сердце прониклось сочувствием к морально сломленному в самом начале своего пути дознавателю. Совсем юнцом он пережил нечто, что не все старики даже за долгую жизнь видят хотя бы краем глаза. Но было что-то еще. Что-то глубинное и очень страшное. Сокрытое Деймоном от самого себя. Даже мой разъяренный разум не смог пробиться к кошмарам из темных глубин подсознания.

Говорят, корни всей людской жестокости идут из детства или юности. Из того, с чем пришлось когда-то столкнуться. От чего надломилась неокрепшая психика, не выдержав потрясения. Если в этот момент не остановить процесс разрушения личности, она продолжит все дальше искажаться и менять ви́дение мира.

Деймон… не был таким изувером с рождения своего. В страшные дни прошлого нечто ужасное искалечило его рассудок, навсегда оставив в нем незаживающий шрам, подобно тому, что он прятал под мастерски созданной татуировкой ворона, чьи черные размашистые крылья скрывали истерзанную душу от врагов и ближних. Тех, кому не полагалось знать всей правды.

– Обширные повреждения. Это плохо. Бил же вроде аккуратно, а как размотало… Спокойно. – Гаал хоть и позволил себе удивиться, но быстро собрался с мыслями. – Тебе повезло, ты жива. Может, хоть сейчас расскажешь, какого лешего ты сразу не пошла с рапортом к Настоятелю, дуреха? Не факт, что после официального доклада он отослал бы тебя куда подальше. Впрочем, не отвечай. Я понял, что ты вперед логики родилась. К главному на поклон идти страшно, а вот к маньяку под нож – самое то!

– Ты думаешь, Настоятель бы мне поверил после всей ереси, которую Деймон по клану распускал? – возмутилась я и вздрогнула, почувствовав чуть выше ранения щиплющее прикосновение чего-то холодного и острого. С каждым движением руки Гаала оно становилось все неприятнее и болезненнее.

– Не мельтеши! – строго приказал медик. – Дай вычистить спокойно, пока до потрохов не просочилось. Хрень эта аномальная основательно пожгла мягкие ткани. Органы не задеты, это хорошо. Не хватало нам разрывов с перитонитом. Ох, послал же Обелиск на мою голову… Курт, подколи на два пальца выше.

– Еще? Я уже засандалил как себе. Какого рожна оно чувствуется? – удивился брат, но что-то сделал. Неприятные ощущения исчезли, хотя странное присутствие чего-то инородного в теле не утихло.

– А такого рожна, – попыталась я заболтать себя и отвлечься от мерзкого движения какого-то инструмента в глубине живота, – что адреналин из надпочечников чуть в штаны не хлестанул, когда Деймон меня пырнул. Кто ж знал, что он вконец поехал головой?

– Я говорил, что нехрен с ним связываться. Честь у нее, достоинство… Танцевать не мешает, безумная ты наша? Теперь молись, чудо, чтоб я успел с Настоятелем пообщаться прежде, чем он прикажет вас обоих к стенке поставить к чертям собачьим! Сказать по правде, про вас обоих такие слухи ходят, что я… Да любил я изощренно это все! В душе не знаю, что теперь делать. Надейтесь, что я что-то придумаю, пока ты тут заживать будешь.

Резкая внезапная боль, будто проклятый нож дознавателя опять вонзился в плоть, заставила меня вскрикнуть и напрячь мышцы. Снова защипало. Я витиевато