Злейшие пороки - Хлоя Гонг

насмешливый взгляд от капитана стражи. Маюнь Милю ничего не сказала, однако Галипэй поспешил приструнить свое зудящее горло, и без того оробевший, чтобы привлекать к себе лишние взгляды. Ежедневные задания от начальства королевской стражи он обычно получал заочно, вместе с остальными младшими Вэйсаньна. И никогда прежде не удостаивался персонального внимания, а тем более не вступал в прямой контакт с самим капитаном стражи, которую на этот раз сопровождала дочь. Так Галипэй познакомился с Лэйдой. В его воспоминаниях появление Августа навсегда затмило это знакомство.

– Садись, садись, – велела Маюнь. – Дать тебе что-нибудь? Воды?

Галипэй сглотнул. У него пересохло в горле, но просить воды у Маюнь Милю он не собирался.

– Нет, госпожа.

Стул под ним скрипнул. Большой ковер покрывал почти весь пол в комнате, но ничуть не приглушал звуки, которыми отзывались половицы. Старые портреты мрачно взирали со стен поверх деревянных стульев, расставленных по кругу. Разглядывать здесь было почти нечего, и Галипэя до сих пор удивляет, как в тот день он запомнил комнату во всех подробностях – от серебристых штор на окнах до обоев темно-бордового оттенка.

– Да не напрягайся ты так. – Капитан Маюнь Милю плюхнулась на стул напротив него. – Воспринимай все это как небольшие перемены в твоем ежедневном распорядке. Тебе по-прежнему предстоит есть, спать и ходить в школу. С той лишь разницей, что при этом ты будешь находиться рядом с принцем.

Ее дочь подошла и встала у нее за спиной, уставившись на Галипэя с беззастенчивым любопытством. На лбу у нее виднелся мазок блеска точно такого же оттенка, как и синие глаза Милю. А раньше он ни разу не оказывался настолько близко к Лэйде, чтобы заметить это. До того момента Галипэй Вэйсаньна входил в число невидимок, каких много во дворце. Был очередным мальчишкой, который тренировался по утрам, а днем ходил в академию, чтобы не остаться неучем. Еще одним сиротой, которому по вечерам нечем заниматься, кроме как продолжать тренировки. Еще задолго до того, как его родители погибли во время происшествия на службе, он был преподнесен в дар королевству как расходный материал. Их пути с Милю или Шэньчжи никогда не пересекались.

А потом в двери вошел Август, и жизнь Галипэя приобрела смысл, его судьба круто изменилась. Права выбора в этом вопросе ему не давали, но, если бы ему предложили начать все заново, он не стал бы менять ничего.

– Здравствуй. – Август приветственно склонил голову. – Ты, должно быть, мой.

Да, решил Галипэй. Август стал его единственной целью. Что требовалось Августу, то Галипэй и обеспечивал. Чего хотелось Августу, то и отыскивал. В последующие годы он был не просто спутником – он стал продолжением Августа; шел туда, куда принц не мог, учитывал то, о чем принц не задумывался. Галипэй не нуждался в благодарностях. Ему нужно было осуществить свою цель, а поскольку речь шла об Августе Шэньчжи, то и цель изо дня в день оказывалась недосягаемой и окрыляющей.

Может, поэтому в последнее время Галипэй чувствовал себя выбитым из колеи. На протяжении многих лет для него существовал только один путь вперед. И одна цель, оттенок которой в основном придавало время, которое Август и Галипэй проводили вместе. Сначала ее прошептали на ухо Галипэю в ночной темноте, когда Август выбрался из своей постели и присел на корточки рядом с товарищем. Когда Галипэй уже собирался сесть и спросить, что случилось, Август удержал его, положив руку на плечо. Другую руку он поднес ко рту и прижал палец к губам. За дверью покоев Августа стояли на страже Вэйсаньна. Август заговорил еле слышным голосом. Только Галипэй услышал его слова.

– Я свергну короля Каса.

Убеждать Галипэя присоединиться к нему не понадобилось. В его глазах это не было государственной изменой. Галипэй был предан лишь одному из членов королевской семьи.

– Ладно, – отозвался он и поднял правую руку, словно уже присягал на верность своему новому королю. – С чего начнем?

И вот теперь это свершилось. На престол городов-близнецов взошел Август. А Сань-Эр ощущался в большей или меньшей степени прежним, и это, вероятно, была первая вероломная мысль против Августа, возникшая в голове Галипэя.

– Твою мать.

В воспоминаниях Август берет его за руку, прижимает его пальцы к своим и улыбается, что бывает с ним редко. В настоящем рука Галипэя с силой ударяет боксерскую грушу, которую избивает уже несколько часов, он поскальзывается, и острая вспышка боли пронзает запястье. Повязки у него на руках ослабли. В голове на повторе крутятся одни и те же две мысли. Первая: с Августом что-то не так. Вторая: здесь чертовски жарко.

Груша нелепо болтается. Галипэй наконец решает отдохнуть, делает выдох и наклоняется, упираясь ладонями в колени.

Этот боксерский зал находится на юге Эра, но каждую минуту через двери проходит столько народа, будто здесь самый центр Саня. Зал посещают в основном местные жильцы, которые, раздевшись до спортивных костюмов, боксируют с грушами и деревянными манекенами в свой обеденный перерыв. Галипэю нравится приходить сюда, хоть и приходится подниматься на шесть лестничных маршей вверх до двери. И даже несмотря на то, что качество груш здесь сомнительное: они набиты тряпками, зачастую образующими комки, выступы и провалы. В тренажерных залах дворца боксерские груши полны привозного песка, его доставляют из приморских провинций специально для груш высшего качества, но, с другой стороны, во дворце повсюду глаза родных Галипэя. Он просыпается и видит за дверью своей комнаты одного из Вэйсаньна. Завтракает – и рядом с ним ест еще один Вэйсаньна. Ему даже словом перемолвиться с Августом не удается, потому что не только Галипэй теперь охраняет его: вся королевская стража, все его тетки и дядьки вертятся вокруг в состоянии полной боеготовности.

А здесь на него не смотрят, за ним не следят. Закидывая руки за спину, чтобы размять уставшие плечи, Галипэй чуть не задевает какого-то мужчину, находящегося позади. Тот даже не вздрагивает. Почти не замечает, хоть и стоит почти вплотную.

Галипэй отирает пот со лба. Пора уходить, пока он не столкнулся с кем-нибудь. Все публичные места в Сань-Эре отличает теснота: здесь полы разграничены веревками, чтобы в одной секции занималось сразу несколько посетителей; хозяева предпочли не отводить под раздевалки отдельное помещение, а отгородить углы занавесками. Над головой натужно вращается вентилятор. Галипэя он не избавляет от обильного пота, зато раздувает занавеску в зоне переодевания, с шуршанием бросает влево и вправо, прежде чем Галипэй резким движением откидывает ее с дороги. Он открывает свой шкафчик. Внутри светится экран пейджера, сообщая о