Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев

Притормозил.

В голове был полный кавардак, смешалось все от прилива адреналина и накатывающего чувства счастья. От проведенной успешной операции хотелось танцевать, прыгать и кричать. Удалось!

Но собрался быстро, думать нужно о будущем. Кан-Темир, не мальчик. Ему сообщат о произошедшем. Как он будет действовать? Осторожно или ломанется сразу всей силой, в надежде показать другим знатным крымчакам свою силу. Судя по его прозвищу — Кровавый меч, этот человек был жестоким, безжалостным и опасным противником. Радость победы — это одно, но расслабляться пока что рано. Ох как рано.

О встрече передовых отрядов татар думать надо. План у меня был. Его уже воплощали в жизнь верные мне люди. Пока я ездил в татарский стан к Филарету и Тренко должен был присоединиться Григорий и прочие силы города. Может быть, Яков уже с собранными окрест бойцами подошел. Было бы отлично. Каждый человек на счету. Если ему удалось собрать сотню, даже неполную, человек восемьдесят, это уже боевая единица. Важны люди, оружие и снаряжение в городе есть. А вот тех, кто его держать умеет — мало.

Вооружать посошную рать, не умеющую стрелять и сражаться, не имеющую боевого опыта — плохая затея. Их просто перебьют. За три дна натренировать крестьянина и сделать из не копейщика или стрельца — невозможно. А тем более всадника — рейтара. Надежда только на людей служилых.

Думал, прикидывал, оценивал силы.

Дальше шел быстрым шагом, дал коню успокоиться, чуть отдохнуть. Ему и так было нелегко меня доспешного на себе тащить. Лесок все ближе, дальше проще будет.

Еще минут десять и добрался до балки, где мы с Пантелеем расстались. Позвал.

— Пантелей. Пантелей!

Тишина. Служилого человека здесь не было. Неужто случилось чего? Дальше в лес ушел или… Тараский разъезд добрался сюда, перехватил. А может, дипломат вырвался, удрал. Отставить!

Не похоже это все на моего здоровяка служилого. Он же спокойный, собранный. А Айрат Мансур не воин. Он мастер слова, а не дела. Хотя тут ему смертью угрожали. После такого вряд ли кто спокойным останется и будет думать, как выбраться.

Всмотрелся. Овражек уходил вглубь рощи. Следы, недавние. Вот мои — выбрался и в Поле ушел, а еще много. Точно вот вижу — на другую сторону перебрались. Прибрали за собой. Только скрыть, что десять коней здесь прошло — не так уж и просто. Приметно, если вблизи смотреть.

— Пантелей!

Вон вижу, на той стороне оврага из лесочка выходят кони. Слишком я торопил служилого человека, а на нем пленник, желающий удрать, и небольшой табун скакунов, а он один.

Я направил своего верного коня вниз. Тот всхрапнул недовольно. Решил не перегружать его, спрыгнул, взял под уздцы. Свел, помог спуститься, погладил. Животина она ласку любит. Сказал добро.

— Потерпи, потерпи. Хороший мой. Еще послужить надо.

Повел его вверх.

Перебрался и тут как тут уже был мой небольшой табун. Лошадь менять надо. А то совсем своего боевого товарища изведу. Не вывезет он еще одного рывка подо мной.

Пантелей, смотрящий по сторонам, подъехал, резко не в своей манере спрыгнул. Улыбка безмерной радости исказила его лицо. Подошел, чуть косолапя, и недолго думая заключил меня в объятья. Крепко сжал. Силищи в нем было, о-го-го.

Выпалил:

— Я уж думал все, боярин. Думал конец. А ты! — Отстранился, хлопнул меня по бокам. Вновь обнял. — А ты! Вот он, ты! Рад я, очень рад, что жив.

Казалось, даже скупая слеза навернулась на глаза этого здоровяка. Неужто так проникся ко мне за время нашего короткого знакомства? Хотя мы же с ним уже через многое прошли.

Айрат Мансур, привязанный сзади к одной из лошадей, стоял, смотрел на нас. Он тоже был доволен. Хотя ухмылка на его лице была больше кривая и презрительная, чем радостная. За себя и свою жизнь он радовался, а не за меня. Не вернулся бы, его мой служилый человек здесь бы и убил.

Не спасло бы ничего. Приказ есть приказ, а в верности Пантелея я нисколько не сомневался.

— Так, сотоварищ, время. — Я остановил череду похлопываний со стороны служилого человека. — Я тоже очень рад, что и ты, и я живы. Очень. Но, торопиться надо.

Тот закивал в ответ, отошел, начал лошадей готовить.

— Ну что, Айрат. — Проговорил я, подойдя к татарину. — Пора прощаться нам.

Начал срезать с него путы. Рассекал быстро, не особо задумываясь об аккуратности. Небольшие порезы заживут, а вот если за нами погоня из лагеря все же рванется, уйти от нее будет не так-то просто.

— Рад я этому, Игорь. Не добр ты ко мне был. Ох не добр. К послу самого хана. — Покачал степняк головой. Подставил спутанные руки.

Усмехнулся в ответ, проговорил:

— Надо так. Сыну хана, все как есть расскажи, без утайки. И про серебро, и про то, что Артемием у нас свои счеты имелись. И про письмо, которое при тебе вскрыли. И про Тутая тоже. Он же враг твой. — Взглянул его в глаза, улыбнулся криво. — Да про все расскажи. И что в поместье у Жука видел. И в городе, что слышал. Что люди в кулак собраны, к бою готовятся.

Татарский дипломат смотрел на меня.

— Что и коня не дашь? — Наконец-то руки его были свободны, он начал их растирать. Кривился лицом, добавил негодующе. — Пешком идти мне, что ли.

— Нет, ты что. Как можно тебя без коня отпускать, без уважения. — Смотрел на него, думал о том, а что он скажет, как всю ситуацию подаст. Вряд ли из-за его слов сын хана передумает. По-хорошему они должны лишь усилить ощущение от нашей встречи.

— Говорю же, то, как тебя содержали и относились — лишь необходимость. Нельзя было иначе.

Подошел Пантелей, передал узду одного из скакунов, на котором татарин до этого ехал с нами. Замер рядом, ждал указаний. Все готово.

— Ждут тебя в лагере, а нам пора. — Я взлетел в седло.

Моему примеру тут же последовал служилый человек. Мы развернулись и погнали весь наш небольшой заводной табун в сторону поместья Жука. Дипломат Айрат Мансур остался близ рощи у балки. Его ждала недолгая дорога и, как думалось мне, долгий и интересный разговор о произошедшем с ним с Дженибек Герайем и его близкими людьми.