Воин-Врач VI - Олег Дмитриев

Разгрузив, сняв всё, что можно было снять, и навьючив толпу помощников, отправленных сразу вперёд, мы впрягались в лямки, шагая в ногу. Менялись едва ли не каждый час, как и те, кто подкладывал катки под днища. Под тот самый «стон, что у нас песней зовётся». Воины, с удивлением смотревшие на Чародея, а с ним и Крута, Хагена и даже Свена, что вминали ноги в землю, надсадно крякая, когда приходилось тянуть кораблики пусть под небольшой, но уклон в горку, выкладывались на полную.

Когда последнее судно сводной флотилии съехало, подняв тучу брызг, в Тренен, наскоро сполоснулись и завалились спать. Выход дальше, запланированный с рассветом, приближался с каждой секундой. Медлить было нельзя.

— Как думаешь, удастся? — негромко спросил Гнат. После того разговора о безлюдных землях вдоль берегов прошло немного времени. За которое он принял доклад от вылетевших на пригорок конников. Нетопыри молча дождались, пока подойдёт ближе наша лодья, замахали руками своим глухонемым телеграфом, и, поворотя коней, скрылись в зарослях.

— Ты мне скажи? — вернул вопрос Всеслав. — Нашли чего?

— Две вески-деревеньки нашли. Спрашивали вежливо. Переспрашивали убедительно. Вниз по течению никто не проходил, — отчитался он.

— Без покойников? — нахмурился Чародей.

— Без. Одному, особо подозрительному, в зубы насовали, чтоб не умничал. Да он потом, как ругань услышал, сам и извинялся. Дескать, думал, датчане или германцы, а вы свои, славяне, — хмыкнул Гнат. А я вспомнил старый чудесный фильм с великолепным Леонидом Быковым. Там была похожая ситуация: «Кажись, и вправду наш!».

— Добро. Нам, хозяевам новым, никак нельзя, чтоб на старых хоть как-то похожи были, — кивнул князь.

— Тебе волю дай — всю добычу им раздаришь, — заворчал хозяйственный воевода.

— Всю или не всю, это не важно, друже. Нам золота и без того хватало и будет хватать, ты Глебку знаешь. А в Ирий не то, что телегу или торбу — одной монетки самой завалящей не утянуть. Так что нечего и жалеть той добычи. Добыча та должна живым помогать. Они на то добром отвечают чаще всего, — продолжая разглядывать берега́, сказал Всеслав.

Первое достаточно большое поселение, с причалами и постоялыми дворами, обнаружилось там, где Тренен впадал в Эйдер. Его прошли на вёслах быстро, не приставая и не задерживаясь. Я с удивлением и восторгом смотрел за работой профессионалов: лодьи сходились близко, гребцы и кормчие, матёрые мужики из местных, перебегали с одной на другую по вёслам, положенным на борта́, и тут же принимались за работу: одни сменяли уставших, вторые вели флагманскую лодью, ориентируясь на какие-то им одним доступные знаки и приметы. Передавая-дублируя команды громко, так, чтобы слышали те, кто шёл следом. Цепочка боевых кораблей шла, как огромная гусеница. Или змея, плывшая по воде. Но сравнение со змеёй не нравилось ни Всеславу, ни мне. «Сплюнь, накличешь!» — недовольно выдохнул он.

И как в воду глядел.

Глава 4

Змеиный укус

Конный дозор вылетел на правый берег с такой скоростью, что кони, оседая на задние ноги, едва не по грудь ввалились в реку. Над которой полетел истошный крик иволги. Вокруг Всеслава, с обеих сторон носа лодьи, выросли щиты. И с задержкой в несколько секунд то же самое произошло на драккарах с ярлом, конунгом и князем. Контуры получившихся фигур-дзотов чуть отличались, но содержание было совершенно одинаковым: внутри каждого появившегося чудесным образом укрепления разгорались яростью и боевым азартом вожди и воеводы, почуявшие угрозу. И готовые к тому, чтоб ответить на неё.

— Город. Крепость. Церква малая. Защита. Злые змеи. Мирный люд. Убивают. Дети, — синхронно с резкими жестами своих на берегу, еле сдерживавших запалённых коней, переводил Рысь. Как он умудрялся что-то разглядеть в ложившихся густых сумерках, было непонятно. Но сомневаться в способностях Чародеева воеводы никто и не думал.

Городок, расположенный в низовье Эйдера, звался Рибе. Там крепко обосновалась Святая христианская епископская церковь, забрав едва ли не больше власти, чем наместник самого конунга. А с приходом в бухту Шлей Хольстенов появились здесь и какие-то новые, орденские монахи. Об этом без всякой радости рассказывал сам Свен Эстридсон, когда часть лодий, включая наши, пристала к берегу, и мы собрались под раскидистым зелёным дубом, чтоб обдумать и обсудить полученные сведения вместе.

— Бенедиктинцы? — напряженным тоном, но спокойно внешне уточнил Крут.

— Может быть. Не вникал я, — с сожалением ответил датский король. — Увэ, чтоб ему Хель соли не спину не жалела, с церковниками дела водил.

— А что стряслось с толстым Увэ? — с интересом спросил Хаген.

— Утонул он, — пожал плечами Свен. Но, чуя, что лишь привлёк больше внимания, пояснил подробнее, — всыпали кнутов, сколько не жалко было. А народ-то у нас щедрый, сами знаете. Много узнали от него, от зятьёв его да от подручных. Прямо под боком у меня сидели, в верности клялись, а сами обе руки по локоть, не по плечо ли, в казне моей держали. Редким дерьмом оказался Увэ…

— А говорят, не тонет оно, — ухмыльнулся шведский ярл.

— А с валунами во вспоротом брюхе все тонут, даже такие, — дёрнул щекой датчанин.

— Кто от тебя старший в Рибе? Верен ли? — напомнил Всеслав о цели собрания.

— Нильс. Старый бродяга Нильс, мы с ним многое повидали вместе. После того, как ему руку отняли, отправил сюда. Беречь подступы. Тут лет с полсотни назад норвеги здорово порезвились. С той поры Рибе сильнее стал. Становился, пока собор этот не поставили, — и он едва не плюнул себе под ноги.

Властители, соседи и союзники, дипломатично не стали ни соглашаться, ни спорить, ни тем более успокаивать явно расстроенного коллегу. А Хаген и вовсе нахмурился и замолчал, что было ему не очень свойственно. Видимо, думал о том, что в родной Швеции за последние несколько лет тоже стало слишком много построек с крестами на крышах.

Дозорные донесли, что в городе поднимался бунт. Причиной стал внук того самого Нильса, пропавший две седмицы назад. Мальца искали днём и ночью почти всем Рибе. Старый наместник от переживаний и беготни по окрестностям с факелами слёг и едва не помер. А потом и второй раз, когда тощий и избитый внук ввалился в дом средь ночи. И рассказал про подвалы бенедиктинских монахов то, чего услышать про смиренных слуг доброго белого Бога никто не ожидал и представить себе не мог даже в ночных кошмарах. Под стены собора Святого Николая сразу же, прямо среди ночи, стянулись злые горожане с ремесленных рядов, жилых предместий и дружинных домов. Старого Нильса уважали в городе все и