Товарищ мэр - Руслан Муха

— Я буду записывать разговор.

Глава 4

Рано я, конечно, Гену отпустил. Ну что ж, буду сам выкручиваться.

Я смерил девушку изучающим взглядом. Складную миниатюрную фигурку не скрывала ни огромная, будто с чужого плеча, футболка, ни широкие джинсы. Светлые волосы собраны на затылке в курчавый пышный хвост; несколько завитков выбилось, обрамляя хорошенькое, с лукавым, горящим взглядом лицо Татьяны. Что-то мне в последнее время прямо-таки везёт на Татьян.

— Вашей настойчивости, Татьяна Малевская, можно только позавидовать, — усмехнулся я. — Даже в окно лезть не побоялись. Так ведь можно и покалечиться.

— А вы за меня не переживайте, Евгений Михайлович, за себя переживайте, — иронично протянула она и, плохо скрывая злорадство, спросила: — Это правда, что вчерашнее ДТП стало причиной вашего нетрезвого вождения?

— Я был трезв. Тормоза отказали, — я холодно улыбнулся, а Таня ехидно улыбнулась в ответ.

— Насколько известно, — медленно и с расстановкой продолжила она, — за час до дорожного происшествия вы покинули ночной клуб «Эльдорадо» в состоянии сильного алкогольного, а возможно, и наркотического опьянения. Вы не можете это отрицать, свидетелей среди посетителей ночного клуба было предостаточно.

Вот же хватка у девчонки, вцепилась так вцепилась.

— А давайте-ка, Татьяна, мы это с вами обсудим, когда я выпишусь из больницы, — снисходительно улыбнулся я. — Время удобное назначим, и всё обсудим.

Но Таня и не собиралась отступать, хотя я на другое и не рассчитывал.

— Вы не ответили, Евгений Михайлович, — отчеканила она, настойчиво тыкнув в меня айфонкой.

— Ответил, — я мягко отодвинул её устройство от своего лица. — Вы переслушайте запись. Я уже говорил: был трезв, отказали тормоза. Ничего нового не скажу.

— Значит, сотня свидетелей из ночного клуба лжёт? — разозлилась Таня.

— Ещё будут вопросы или только этот? — я смерил её холодным взглядом.

Таня возмущённо фыркнула, но всё же быстро взяла себя в руки и, перейдя на деловой тон, спросила:

— Это правда, что вы собираетесь продать здание детского сада Павлу Кобылянскому, который намерен его превратить в торговый центр? А еще есть информация, что на территории сада Кобылянский намерен построить сауну, так сказать, с девочками, — Таня брезгливо поморщилась, а затем снова затараторила: — А вы в курсе, что у нас в садах не хватает мест и большинству родителей приходится стоять в очереди годами ради места для ребёнка? Знаете ли вы, что таким образом плодите коррупцию, потому что родители вынуждены давать взятки, чтобы устроить ребёнка в детский сад?

Я окинул её строгим взглядом. Если это действительно правда, ну и мерзавец же этот Марочкин.

— Нет, подобного я не допущу, — заверил я Таню.

Она явно не такого ответа ожидала. Наверняка думала, что я начну оправдываться или увиливать. Как-то резко Таня растеряла весь пыл, подготовленный вопрос так и застыл неозвученным в её взгляде. Она замялась, замешкала, принялась переминаться с ноги на ногу. Напористость и праведный гнев сошли на нет.

— Но ведь… — пробормотала она, повертела смущённо в руках телефон. — Здание уже выставлено на торги… Документ ведь уже у вас о передаче…

— Детский сад останется во владении города, — настойчиво перебил её я.

Таня смущённо опустила глаза.

— Это все вопросы? — строго поинтересовался я.

— Есть ещё несколько… — неуверенно начала было она, но я снова её перебил:

— Отлично! Но на этом сегодня закончим. На остальные вопросы отвечу, когда выйду из больницы. Всего доброго, Татьяна. Только уходите, пожалуйста, через дверь, а не через окно.

— Но… — попыталась она возразить, но я не позволил:

— До свидания, Татьяна.

— До свидания, — вздохнув, сдалась она и, юрко сорвавшись с места, резко вылетела из палаты.

Ничего себе, однако, журналюги ушлые нынче. В моё время никому бы и в голову не пришло трогать власть имущих, да ещё и такие каверзные вопросы задавать. Даже если бы и стали, вмиг бы отовсюду вылетели. Цензура, опять же, не пропустила бы. А здесь вон какие — в окна за правдой лезть готовы. В какой-то степени даже похвально. Я всегда за правду и справедливость.

А вот с детским садом, конечно же, непорядок. Откровенно возмутительная и неприглядная история, которую я однозначно просто обязан исправить. Отобрать у детей учреждение ради борделя… Ни совести, ни чести, ни стыда. Но ничего, я такого уж точно не допущу. Раз уж меня угораздило стать главой города, значит, и порядки мне предстоит наводить.

Может, и неспроста я здесь. Может, здесь и нужен именно такой человек, как я.

Я, пересилив себя, всё же решил посмотреть, почему распался СССР. Как ни крути, для нынешнего времени эти события — уже история. И как бы мне ни было неприятно осознавать, что это всё-таки произошло. А историю я, учитывая мою нынешнюю должность, знать обязан.

— Алиса, — сказал я, вспомнив, как это делал Гена, — включи, почему распался СССР.

— Включаю, — прозвучал приятный женский голос, и тут же на экране сменилась картинка.

Закадровый голос начал вещать о «значимом и поворотном событии конца века». Кадр за кадром: толпы радостных людей на улицах, пьяные митингующие, снимающие красные флаги. Диктор за кадром рассказывал о «системном кризисе», о «нежизнеспособности модели», о «тяжёлых, но необходимых реформах».

Какой-то грязнолобый Горбачёв нёс околесицу про «новое мышление», размахивал руками, глаза бегали. А за ним — некий Ельцин на танке. И откуда они только повылазили, черти? Ельцин говорил о «свободе», а толпа радовалась непонятно чему. Люди не понимали, что сами творят.

Бесконечные очереди за водкой. Пустые прилавки гастрономов. Заброшенные заводы с ржавеющим оборудованием. Лица людей: растерянные, усталые, а в глазах лишь безысходность.

Я смотрел — и внутри всё медленно превращалось в лёд. Не злость. Не ярость. Пустота. Глубокая, как могила. Вся моя жизнь, вся борьба, все потери… И итог: всё это оказалось бессмысленным. Мы верили. Мы строили. Мы отдавали жизни за то, что в итоге оказалось химерой. Карточный домик, который рухнул от первого же ветра перемен.

К вечеру голова разболелась настолько, что уже ни смотреть, ни слушать, ни вообще каким-либо образом воспринимать происходящее я не мог. Смутно помнилось, что, кажется, заходил врач, затем медсестра ставила капельницу, делала укол, мерила давление… А может и не мерила. Может мне это уже снилось.

Но утром я почувствовал себя намного лучше. Особенно когда открыл глаза и увидел её.

Она сидела в кресле, эффектно закинув ногу на ногу. Строгий, сосредоточенный взгляд, правильные, красивые черты лица, пышная грудь, копна огненно-рыжих волос до плеч — идеально, волосок к волоску. Чёрный деловой костюм облегал стройную фигуру. Не женщина — королева,