Внедроман. Полная версия - Алексей Небоходов

ещё хранящий тепло Михаила, и вновь закрыла лицо руками. Слёзы текли горько и неудержимо, размывая косметику. Квартира словно мгновенно опустела, а недавно уютная мебель теперь смотрела на неё холодными, отчуждёнными глазами свидетелей её личного поражения.

Она оглядела стол, заваленный теперь ненужными бумагами и перевёрнутыми кассетами, словно отыгранный кадр. Радио молчало, и это безмолвие резало слух острее криков. Казалось, сама комната, недавно ставшая студией и сценой, замерла в нерешительности, не понимая, продолжать ли ей играть в комедию, незаметно перешедшую в трагедию.

Ольга вдруг ощутила, как привычная, тщательно выстроенная жизнь рухнула за одно мгновение. Что-то внутри оборвалось навсегда, будто перерезали туго натянутую нить. Она подняла голову, всмотрелась в нерешительно мигающую лампочку и тихо прошептала:

– Как же теперь, Миша?..

Эти слова, сказанные почти шёпотом, прозвучали с такой растерянностью, что даже стены, казалось, сжались от жалости. Вопрос не имел адресата, но он заполнил комнату тяжёлым, давящим смыслом. В нём было всё: страх, одиночество, обида и наивная надежда на то, что случившееся лишь недоразумение, которое однажды можно будет вспоминать с улыбкой.

Ольга посмотрела на разбросанные бумаги, сдвинутый табурет, на распахнутую дверь, за которой уже не было Михаила. Он исчез так стремительно, будто никогда и не существовал. Осталась только пустота, запах его одеколона и её руки, до боли сжатые в кулаки. Воздух застрял в горле, а в груди поднимался тяжёлый, сырой крик, не способный вырваться наружу.

Она снова прошептала:

– Миша…

Теперь это было уже не обращение, а застывшее имя на табличке, метка на чемодане без владельца, эпиграф к фильму, которого больше не будет.

Ответа не последовало. В квартире, кроме неё, не осталось никого, кто мог бы объяснить, успокоить или хотя бы налить стакан воды. Изредка доносились приглушённые голоса соседей за стеной – там жизнь текла своим чередом, словно мир не заметил, что здесь только что оборвалась чья-то судьба.

Комната пахла тревогой и выгоревшей киноплёнкой, будто фильм, который так любил Михаил, закончился и теперь беспомощно вращает пустую бобину. Только мигающая лампочка продолжала беззвучно подавать сигнал, не надеясь, впрочем, быть услышанной.

Вечер постепенно стирал очертания вещей, превращая их в зыбкие силуэты. Дневной свет уступил место тусклому освещению лампы с потрескавшимся абажуром, отбрасывавшей беспокойные тени.

Раздался звонок в дверь. Сначала неуверенный, почти робкий, затем чуть настойчивее. Ольга вздрогнула, будто звук пришёл из другого измерения. Она медленно встала, пошатываясь, подошла к двери и, не глядя в глазок, повернула замок.

На пороге стояли Алексей, Сергей, Катя и Елена. В их лицах смешались тревога, вина и бессилие. Никто не произнёс ни слова. Ольга отступила, пропуская гостей внутрь.

Первым вошёл Алексей, за ним осторожно шагнул Сергей. Катя и Елена замыкали шествие, словно надеясь остаться незамеченными, хотя спрятаться было уже невозможно. Четверо замерли у порога, осматривая разгромленную комнату.

Ольга снова опустилась на диван, словно ноги больше не могли держать её. Она обхватила себя руками, будто пытаясь удержать то, что готово было разлететься. Медленно подняла глаза – опухшие, красные, почти ослепшие от слёз. Взгляд её скользил по лицам, пытаясь понять, кто они – свои или чужие, те, кто принесёт облегчение, или те, кто только усугубит одиночество.

– Мишу забрали… – выдохнула она сквозь рыдания. Голос дрожал, словно каждое слово проталкивалось через узкое горло. Казалось, если замолчит, всё случившееся окончательно станет правдой.

Фраза повисла в воздухе, окутанная мучительной тишиной. Никто не решался нарушить молчание, ожидая, что другой найдёт подходящие слова. Алексей первым справился с оцепенением, вытащил мятую пачку сигарет. Руки его дрожали не от страха – от злости. Он прикурил и произнёс спокойно:

– Дождались. Я думал, времени больше. Видимо, кто-то проболтался или просто подошла наша очередь. Конечно, могли бы без цирка. Но им надо было громко, с ордером и камерами.

Сергей сел рядом с Ольгой и взял её за руку. Пальцы у него были тёплыми и цепкими.

– Они что-то конкретное сказали? – спросил он.

– Только фамилию и что в интересах следствия, – её голос снова сорвался. – Он даже не сопротивлялся. Смотрел, будто прощался, будто хотел, чтобы я запомнила.

Катя стояла у стены, сжав кулаки. В её глазах была бессмысленная злость. Елена молча стояла у окна, отодвинув занавеску.

– Думаешь, это за последнюю съёмку? – спросила она, не оборачиваясь.

– Это уже неважно, – сказал Алексей. – Они давно всё знали, просто ждали подходящего момента. Теперь надо думать дальше.

– А что мы можем сделать? – Сергей едва сдерживал панику. – Мы кто? Любительский кружок. Нас всех выкопают.

– Если не паниковать, – сказал Алексей, стряхивая пепел на ковёр, – у нас сутки-другие есть. Может, просто пугают. Всё зависит от того, кто отдаёт команды.

– Нужно найти того, кто решает, – твёрдо сказала Катя. – Узнать, где он. Если это Лефортово – один разговор, если Ясенево – другой. Если БХСС, ещё шанс есть. Пятое управление – сложнее. Первое – совсем другая игра.

– Думаешь, они скажут? – усмехнулась Елена. – Они даже родной матери не скажут. Нам – тем более.

– Нет, но у нас есть Алексей, – сказала Катя, впервые глядя ему в глаза. – У тебя ведь связи есть. Не раз хвастался. Сейчас не до шуток. Подними контакты, вспомни, кому помогал. Кто-то ведь должен тебе.

Алексей медленно выдохнул.

– Подумаю. Но сразу скажу: вытаскивать его – это не просто просьба за коньяк. Это ставки и риски. Я знаю их систему. Если имя Михаила всплыло наверху, папка уже заведена. Её надо закрыть, запечатать или сжечь, но не оставить пустой.

– Мы друзья, – всхлипнула Ольга, – и должны хотя бы попытаться. Даже если это глупо и абсурдно, даже если шансов почти нет.

– Вот с абсурда и начнём, – кивнул Алексей. – Это у нас всегда получалось лучше всего. Без паники. Паника для других. Мы будем действовать.

Они переглянулись. Молчание стало другим – плотным, тревожным, но уже решительным. Что-то начинало формироваться – хаотичное, неясное, но отчаянное. Усталость сменилась вниманием, испуг – адреналином.

Алексей вдруг встрепенулся, вспомнив что-то важное, до того скрытое под бесполезными переживаниями. Он резко подался вперёд и так пристально посмотрел на Ольгу, что та вздрогнула и перестала плакать.

– Подожди-ка, ведь Михаил не просто так был спокойным, – заговорил Алексей, набирая уверенность. – Он говорил, у него есть крыша. Этот мужик с высокой должности… Как его, чёрт побери…

– Олег Брониславович, – тихо вставила Ольга, не сводя с него глаз, боясь упустить хоть слово.

– Точно! Олег Брониславович! Вот кто нам нужен! Он курировал все наши съёмки, последняя подпись всегда была за ним. Если кто и может остановить всю эту