Фантастика 2025-148 - Анна Сергеевна Платунова

моей жизни и во всём мире заодно не осталось больше никаких проблем. Хотелось хулиганить, делать глупости и, самое главное, непрерывно целовать этого невыносимого и такого невероятного мужчину.

— Красавица моя, ты сама понимаешь, что предлагаешь? — улыбка превратилась в многообещающую ухмылку. — Ты рискуешь остаться вообще без одежды, имей в виду.

— Хм! Ты, конечно, можешь попробовать разорвать эту ткань, но она очень прочная, — весело сообщила я. Он поначалу не поверил, и безуспешно проверил шицу на разрыв, подарив мне повод для насмешек.

Правда, злорадствовала я недолго. В процессе эксперимента Зуев обнаружил, что в обычном понимании одеждой надетое на мне не является, и состоит из не скреплённых между собой слоёв ткани. За сменой выражений на лице мужчины я наблюдала сначала с удовольствием, а потом уже с настороженностью. Потому что сначала там отразилась растерянность, удивление, понимание, веселье, интерес, а вот потом всё это сменилось хищным предвкушением.

— Знаешь, я сначала хотел пошутить, что твой наряд мне не нравится, потому что похож на обмотки мумии. Но сейчас, кажется, понял, насколько это… удобно, — тихим чуть хриплым шёпотом проговорил он мне на ухо, аккуратно запуская ладонь между слоями ткани и сжимая мою грудь. — Готов биться об заклад, этот наряд придумал мужчина. На сторонний взгляд ты как будто полностью и совершенно прилично одета. Но если знать этот маленький секрет, оказывается, что ты практически обнажена, и в любой момент можно коснуться тебя там, где захочется, — в это время его пальцы наглядно иллюстрировали мне эти слова, с каждым разом всё легче и уверенней находя в самых неожиданных местах путь между слоями шицы к моей коже. И это было удивительное ощущение. — Ты не представляешь, насколько это возбуждает! Надевай его для меня почаще, — попросил он, отчётливо выделив голосом «для меня». От прозвучавшего в этих словах обещания по спине пробежала дрожь, стало трудно дышать, а сердце отчаянно пустилось вскачь. Я повернула голову, пытаясь заглянуть ему в глаза, желая и смертельно боясь поверить, что мне не почудилось, что я поняла всё правильно, что он действительно сказал именно то, что я услышала.

Землянин смотрел на меня внимательно, пристально, жадно, как будто ловил каждое движение. Я не сумела понять выражение его лица, но почему-то щекам стало горячо. Поспешно отводя взгляд, я смущённо пробормотала:

— Это просто охотничий наряд, и ты, по-моему, первый, кто углядел в нём что-то такое.

— Вот как? — хмыкнул мужчина. — Тогда я могу им только посочувствовать, потому что они очень многое потеряли в жизни.

— Кому — им? — уточнила я.

— Тем, кто видел в этих одеждах только охотничий костюм, — тихо засмеялся он, покрывая лёгкими поцелуями мою шею.

— А почему «им»? Меня тоже можно туда отнести.

— А тебе я с большим удовольствием покажу всё на практическом примере, — многозначительно пообещал он и поцеловал меня, прекращая разговор.

В чём Зуева точно нельзя было обвинить, так это в неумении держать слово. Действительно, показал. Вдумчиво, неторопливо, с комментариями, от которых у меня, кажется, краснели даже уши. Боюсь только, после этой демонстрации я никогда не смогу смотреть на традиционный наряд своей родины как на одежду, а буду каждый раз ощущать на коже прикосновения пальцев и губ мужчины и слышать его жаркий хриплый шёпот, рисующий перед воображением такие картины, которые даже с учётом более свободной, чем земная, морали Рунара казались крайне неприличными.

А за обещанной демонстрацией, когда мы оба немного отдышались, последовало ещё одно открытие. Оказалось, что снятие шицы тоже может быть очень долгим, увлекательным, чувственным и эротичным процессом.

— Знаешь, ваша мораль всегда казалась мне довольно лицемерной, — пробормотала я, когда мы оба, уже обнажённые, лежали в кровати, и моя голова удобно устроилась на плече мужчины. — И удивляло, как вполне естественный и нормальный процесс можно считать неприличным. Теперь понимаю, что именно в ваших традициях считается неприличным и называется развратом.

В ответ на это мужчина засмеялся, чуть сильнее прижав меня к себе.

— Боюсь, я тебя разочарую, но в наших традициях развратом считаются немного другие вещи, а это — так, скромные тихие игры, — ошарашил меня он.

— Скромные? — недоверчиво переспросила я. — А что же такое тогда не скромные?!

— Ты не поверишь. Напомни потом, как-нибудь при случае покажу, — весело сообщил майор.

— На примере? — иронично уточнила я.

— Хм. Ну, кое-что можно и на примере, — с насторожившей меня задумчивостью согласился он. — Но так вообще есть куча фильмов соответствующей тематики. А про некоторые вещи тебе лучше вообще не знать, будешь лучше спать.

— А ты…

— В теории, — засмеялся мужчина, легко сообразив, о чём я хочу спросить. — Не пугайся, в постельных развлечениях я исключительно консервативен, ни к каким извращениям тяги не испытываю и ничего ужасного и противоестественного с тобой делать не планирую.

— А что планируешь? — машинально уточнила я, пытаясь унять радостно забившееся от этого прямого и недвусмысленного обещания (то есть, у него в самом деле есть какие-то планы — о нас вместе?) сердце и побороть смущение, вызванное подтекстом этих слов. Вот странно, как у этого мужчины получается постоянно вгонять меня в краску? Или это устоявшийся рефлекс, унаследованный от образа Евгении Гороховой?

— Как несложно догадаться из вышесказанного, исключительно приятное и естественное, — хмыкнул он. — Я только не понял, тебе настолько понравилось, что не терпится продолжить, или настолько не понравилось, что ты ищешь пути побега?

— Зуев, ты невыносим, — проворчала я.

— Да, я помню, — рассмеялся мужчина. В этот момент, прерывая наш разговор, проснулся и требовательно запищал Ярик.

Вскинулись мы одновременно, только я — быстро и встревоженно, а землянин неторопливо и с невозмутимой физиономией. В итоге я добежала первой, но замерла, не зная за что хвататься и что предпринимать.

— Что с ним? — напряжённо уточнила я, вскидывая взгляд на подошедшего мужчину.

— Расслабься, — хмыкнул он, развернул меня к себе спиной и начал аккуратно разминать мне плечи. — И не паникуй.

— Но он…

— От того, что ты будешь в ужасе бегать вокруг, ничего к лучшему не изменится, только ребёнка своими страхами заразишь, он ещё громче орать начнёт. Ну, плачет человек. Проснулся, хочется общения или кушать, — невозмутимо пояснил он. — Он не болеет, не умирает; просто говорить пока не умеет, и не может объяснить, что не так. И если он кричит, это не повод для паники. Успокоилась?

— Угу, — кивнула я, чувствуя себя очень странно. Тёплые сильные ладони на плечах действительно дарили поддержку, как будто через это простое прикосновение мне передалась частичка его непрошибаемого спокойствия и уверенности решительно во всём и сразу. — Спасибо.

— Это хорошо, теперь можно и