Инквизитор. Книга 16. Божьим промыслом. Серебро и олово - Борис Вячеславович Конофальский

пуста! — И тут она уже откровенно радуется. А так как ей понравилась мысль про клетку, она продолжает. — Да, птичка-то уже улетела из клетки, — и после она едва не кричит ему: — И всё равно вы меня взять с собой не пожелали! Уехали один! И я очень рада, что эта падшая женщина утёрла вам нос!

Честно говоря, вся её речь, сильно задела барона. Как задевало всё утро счастливая мина жены, но он, будучи человеком опытным и в деле военном, и в делах семейных, он решает перехватить инициативу, и вдруг заявляет жене:

— Сбежала, и слава Богу. Она давно была мне в тягость. Уж и не знал, как её просить уехать.

Жена открывает рот… И кажется, за всё время семейной жизни, не знает, что тут сказать супругу. Сидит, глаза раскрыты, брови подняла. И думает, думает… А муж смотрит на неё и ничего не добавляет.

— А зачем же вы тогда хотели её в Ланн с собой взять? — Она всё ещё не верит в его слова.

— Так думал, что покажу ей какой-нибудь домишко, может ей там и приглянется что-нибудь. Вот в Мален её переселять не хотел, слишком близко, думал, встречать её буду часто, а она от того будет печалиться, а в Ланн, так очень хорошо, с глаз долой, как говорится, из сердца вон. Может она бы там и замуж вышла, и всё бы для всех сложилось хорошо, — и тут он специально добавляет, чтобы позлить супругу, — да уж точно вышла бы, она вон какая: и собой хороша, и манеры у неё прекрасные и хозяйка превосходная.

— Собой хороша? — Тут же Элеонора Августа пришла в себя. — И что там в ней хорошего, тощая, конопатая, рыжая, как и все блудные бабы…

— Блудные бабы! — Снова веселиться Карл Георг, мальчик прекрасно чувствует интонации матери и правильно улавливает смыслы, явно этот семейный обед многому научил мальчиков. А баронесса, нет бы приструнить своего старшенького, так только продолжает высказывать мужу запальчиво, — … да на неё кроме вас и не глядел никто… И никогда. Не равён час, она вас попросту приворожила, за ними, за рыжими, такое водится. А вы за нею и бродили как телёнок, золотом её осыпали… А она вон как с вами поступила.

Генерал же лишь пожимает плечами, что же он может тут ещё сказать, жена злится от того, что он похвалил сбежавшую её подругу. А вот супруга молчать и не думает, всё выпытывает у господина своего:

— А раз вы не взяли её в Ланн, так отчего же вы не взяли меня?

— Так вы же кричите всё время, вот и думал отдохнуть от вашей ругани. — Невозмутимо отвечает генерал.

А тут с бароном-отцом согласился и барон молодой:

— Матушка всё время бранится. День деньской только то и делает! — При том он ещё и посмеивается, и явно не вовремя.

Ибо это его замечание, баронесса наконец считает нужным заметить, она поворачивается к сыну, и звучно шлёпает неслуха по губам: не смейте обсуждать мать!

— А-а-а-а… — Сразу заорал Карл Георг, а мать ещё и тащит его за рукав со стула, и кричит:

— Вон из-за стола, негодник. Вон, я сказала! Нянька, мать Амалия, заберите барона, пусть в детской сидит!

— А-а-а-а-а… — Продолжает орать юный барон фон Рабенбург. — Я ещё не доел…

Но крупная нянька всё равно тащит его за руку прочь из столовой. А как иначе, если госпожа велели. А в доме всем известно: не приведи Господь, не угодить госпоже, когда она во гневе.

Глава 44

Офицеры явились, и баронессе пришлось этот разговор заканчивать, хотя по её лицу генерал видел, что у неё ещё есть, что ему сказать. Впрочем, у неё всегда было, что ему сказать.

Люди его ближнего круга, люди, которым он доверял: Брюнхвальд, Дорфус, Мильке и Леманн расселись за столом, и Мария подала господам пиво и закуски.

— Господа, решение принято, — начал совет Волков. — Туллингенцев я решил проучить, воровство и дерзость прощать не буду. Сразу скажу, чтобы вы понимали, курфюрст Ребенрее и курфюрст Ланна с моим требованием справедливости согласились. Так что я вправе вершить возмездие.

— Возмездие! Это прекрасно, — подхватил его слова Дорфус.

— Я всегда за справедливость, — заявил Леманн. — Так что грабить будем с праведным рвением.

— Правда нам придётся отдать две десятины взятого попу из Ланна, — продолжал генерал, — то ему за обиду.

— Ну, а как же без десятин для попов, — смеялся Дорфус. И другие офицеры тоже смеялись. Было видно, что эта потеря части добычи их не расстраивает. Наоборот, им нравилось, что все высокородные в курсе их дела. А значит оно одобрено.

— Майор Дорфус, — Волков видит настроение своих людей: это хорошо, что они радуются. Но пора уже и о делах говорить. — Вы там были, подворье видели, олова там много, но нам нужно ещё и казну захватить.

— Непременно нужно, — соглашается майор. — то в первую очередь.

— Выдвинетесь к Эвельрату в ночь, подберите себе в отряд человек двадцать конных и… Ну… — Прикидывает барон. — Человек тридцать пеших и десяток арбалетчиков. Пойдёте налегке, без обоза, чтобы на рассвете, как только откроются ворота, сразу захватить их. И не дать вывезти серебро.

— Кого из офицеров и сержантов прикажете взять с собой? — Интересуется Дорфус.

— Сами, сами подберите. Отбирайте лучших. — Отвечает генерал. — Главное, майор, запомните — без нужды кровь не лейте.

— Как пожелаете, господин генерал, — соглашается тот и сразу что-то шепчет Мильке, видно один офицер уже в его отряде есть.

— Леманн, сразу за Дорфусом пойдём мы с вами, соберите три сотни опытных людей. — Продолжает барон.

— Три сотни, — Леманн всё запоминает, но уточняет. — Это вместе с мушкетёрами и арбалетчиками?

— Да, вместе с ними. Майор Дорфус переправится на тот берег днём, его отряд не вызовет беспокойства или интереса у Фринландцев, а вот нам с вами придётся переправляться уже вечером. Нужно бедует позаботиться о том заранее, днём, нанять баржи.

— Конечно, господин генерал, — соглашается капитан. — Офицеров и сержантов мне…

— Берите на ваше усмотрение. — Распоряжается барон. — Карл, — Волков специально обратился к Брюнхвальду неофициально,