Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

class="p1">«Лава» была экспериментальным образцом: четырехосное шасси; бронированная кабина, усиленная стальным каркасом; восьмиствольный гранатомет; водомет; системы видеонаблюдения и газовой защиты; отвал с гидроприводом — броневик создали для подавления массовых беспорядков. «Лава» отлично показала себя на пожарах и завалах.

Сержант смотрел на дорогу сквозь стекло, замутненное ливнем, и стальную решетку. «Лава» двигалась в урагане.

На заднем сиденье вскрикнули.

— Как он? — сказал сержант.

— Отрубился, — сообщил рядовой. — Дышит хреново.

— Быстрее можешь? — спросил старшина.

— Попробую.

Старшина сощурился, вглядываясь в боковое стекло. Деревья на аллее гнулись под напором ветра.

Броневик рыскал по дороге, плыл, сержант вцепился в руль. Дворники «Лавы» проигрывали дождю. Но самой «Лаве» было что противопоставить урагану: низкий центр тяжести и большой вес.

Сержант свернул налево, на главную улицу, и повел броневик на север. Ветер бросал под колеса обломки, но сержант умело обходил препятствия. Впереди замаячило здание собора, ураган сорвал с куполов отполированные до зеркальности пластины.

В грозовом небе полыхнула молния. Большая ветка ударила в кабину справа — отбила боковое зеркало.

— Ишь ты, — сказал старшина, будто ураган был его внуком.

Ливень прыгнул на ветровое стекло. Что-то сотканное из ливня.

Сержант дернул руль вправо — броневик накренился, но устоял.

— Ох, сука…

В решетку вцепился огромный зверь. Оскаленная пасть, острые клыки — все из капелек воды. На загривке зверя дыбились тонкие струйки прозрачной шерсти. Задние лапы скребли по отвалу, соскальзывали с опоры.

Сержант вдавил в пол педаль газа и снова рванул руль, на это раз влево. «Лава» пошла юзом. Ливень щелкнул челюстями в полуметре от лица сержанта. Клыки сомкнулись на решетке, и голова зверя взорвалась брызгами.

Скользя наискось по дороге, «Лава» содрогалась всем корпусом. Сержант вывернул руль и остановил броневик.

— Совсем охренел! — крикнул старшина. Кажется, он что-то кричал и до этого.

Сержант распахнул дверь и спрыгнул в глубокую лужу. Хотел удостовериться в том, что зверь исчез. Или его никогда и не было. Фокусы урагана? Или причина в его, сержанта, голове? В той девочке, которой он не успел помочь, слишком поздно отогнав диких собак…

Вновь полыхнула молния, сержант сжался, развернулся к броневику и защелкнул карабин на приваренной к корпусу скобе. Ливень хлестал по лицу, потоки воды стекали за воротник куртки, но сержант продолжал вглядываться в дождь.

Зверя он не увидел. Зато увидел маленькие фигурки. Они были далеко — бежали по дороге в сторону «Лавы», размытые дождем, зыбкие, нереальные… дети? Они не могли быть настоящими. Ветер пытался оторвать сержанта от земли, а дети неслись так, словно нашли способ не замечать ураган…

— Сержант! — надрывался старшина из салона. — В машину, идиот!

Прежде чем отстегнуть карабин и забраться в кабину, сержант еще несколько секунд смотрел на бегущие фигурки и качал головой.

Он хотел взглянуть на мираж еще раз, когда развернул и стал разгонять «Лаву», но левое боковое зеркало смел ураган. А в правом виднелся лишь дождь.

Глава 7

Черновик. Насущные вопросы. Брат-два стреляет в собаку. Недолго, но почти счастливы. Острые, как бумага

1

Парням казалось, что они идут целую вечность. Бесконечно тянулись равнины, покрытые полынью и соцветиями вереска, с вкраплениями степных деревьев и кустов. Невысокие холмы, в далекой дымке — горные силуэты.

Спускались в балки, образованные пересохшими реками, и, если было по пути, двигались по этим узким долинам, иногда ветвящимся на мелкие русла. Уже не бежали: не было сил. Быстрого шага хватало, чтобы обогнать ураган (Оз считал, что ураган замедляется), но на это уходило гораздо больше времени; на привалы вставали реже.

Ночью выпадал толстый слой росы. Огромные капли лежали на разнотравье, искрились в утреннем свете. Перекати-поле горело плохо, не всегда удавалось собрать достаточно веток для костра.

Руся снова сдал. Поднялась температура, он потел и задыхался даже на привалах. Кашель давался с болью и не приносил облегчения. Одна радость — рана на руке заживала хорошо; Оз сказал, что через день-другой можно будет снять швы… то есть скобы.

Еда и вода заканчивались. Сколько длился этот степной поход? Два дня, три? Скоро придется щипать траву… а как быть с водой? Какая-то часть сознания Мизинца, еще способная шутить, выдала: «Придется пить кровь». Смеяться было некому.

Устроились на стоянку. Мизинец никак не мог заснуть: в спину впивался бугорок. Но перебраться на другое место было лень. Наконец он перевернулся вперед ногами. Сначала было жарко — лежал поверх одеяла, потом стало холодно — завернулся. От окружающей тишины звенело в ушах. Заснул и проспал ровно час.

В дозоре стоял Кляп. Перекусили орешками и водой.

Мизинец проверил Русю. Сел рядом, приподнял голову, дал воды. Вопросительно всматривался в бледное влажное лицо, не решаясь начать. «К чему сейчас это?» Все-таки сказал:

— Я нашел записку. Она выпала у тебя из кармана.

Руся втянул голову в плечи. Мизинец услышал, как у парня забурлило в животе. Вот так реакция, словно один реактив плеснули в другой.

— Ты ведь сам писал эти письма с угрозами? Да?

Руся затрясся, харкнул зеленоватой слизью. Мокрота пахла гноем.

— Отдай… письмо…

— Потом. Хочешь, чтобы увидели… эти?

Руся с усилием замотал головой. Его лицо осунулось, вокруг рта появилась красная сыпь, похожая на капельки крови, — ну прямо вампир после долгожданной трапезы.

— Зачем ты их писал? — спросил Мизинец.

Руся долго-долго смотрел на него. Иногда казалось, что его сознание уплывает. Мизинец положил ладонь на карман куртки, в котором лежал сложенный вчетверо листок бумаги. Набросок от руки. Обещания резать и истязать, адресованные самому себе. Видимо, Руся сначала писал черновик, а потом набирал на компьютере, распечатывал и… Мизинец представил, как Руся стоит у собственного почтового ящика, прислушивается к шагам на лестнице; представил смутно, потому что все это было далеко: лестницы в подъездах, почтовые ящики, обычная жизнь.

— Ты никому не расскажешь? — прошептал Руся.

— Нет. Смысл?

— А если выберемся?

Вопрос застал Мизинца врасплох. Еще несколько дней назад он бы оптимистично ответил: «Не если, а когда». Но теперь…

— Зачем писал? — повторил он.

— Чтобы… ну, это было… мне нравилось, когда…

— Когда о тебе говорят? Хотел привлечь внимание?

Руся потупил взгляд.

— Ну… да…

Мизинец покачал головой.

— Вот идиот, — сказал он. — Ладно, сам с этим разбирайся. А записку я сожгу.

— Спасибо… — Руся закашлял. — Мизинец…

— Что?

— Ты меня… презираешь?

— Нет, — соврал Мизинец. — Что за бред?

Он отошел к лежаку, достал из рюкзака бинокль.

— О чем терли? — спросил Смурф.

— Да так, ни о чем. Температура у него.

— Не задолбало немощного тащить?

— Нет.

— Воды больше не получит. Хлещет за троих.

— Мы