Огни над волнами - Андрей Александрович Васильев

уже аномалия даже для подобных существ. Он обладает собственным разумом. Разумом, Эраст! О каких побочных явлениях может идти речь? Ты вызвал из небытия разумную сущность, а это уже совсем другой раздел магии. Запретный, замечу особо.

Ну да, еще триста лет назад одним из первых эдиктов ордена Истины был запрет на сотворение существ, подобных человеку или иным разумным расам, причем под страхом смертной казни. Тут, правда, все было небесспорно — ни на одну разумную расу Фил не походил. Но, думаю, черным братьям на это будет плевать.

— Не сгущай краски, — попросил я ее. — Если бы это было так, Ворон его до сих пор бы в заморозке держал. А если отпускает погулять, значит, все нормально.

— Надеюсь, — вздохнула Рози и снова прижалась ко мне.

Раздались шаги, я встрепенулся, опасаясь, что кто-то меня заметит и радостно выкрикнет мое имя, случайно выдав наставнику, но тут же успокоился — это была Эбердин.

— Все, разбегайтесь, — как всегда хмуро сообщила нам она. — Рози, пора. Не буди лихо, пока оно тихо. Точнее, пока оно спит. Ты же знаешь, он в последнее время то и дело проверяет, все ли на месте.

— Вот так всегда, — печально сообщила нам де Фюрьи. — Только, понимаешь, с любимым душой отогреешься, а все, время вышло.

— Ему еще сколько по темноте переть, — практично заметила Эбердин. — Это он сюда засветло шел, а сейчас-то ночь на дворе. И вообще, фон Рут, зря ты наставника не слушаешь. Видишь же, что творится. Мы одну нашу уже похоронили, так вот, как по мне, для нас этого достаточно. И для мастера — тоже. Если еще и ты за Грань уйдешь, то станет совсем уж невесело. Ты, конечно, скажешь мне сейчас, что мужчина и ничего не боишься, мы это знаем, поверь. Точнее, вот она знает, мне-то все равно. Но на этом и остановись, хорошо? Если тебя убьют, то тебе все остальное безразлично будет. А мне ее потом еще утешать неизвестно сколько, причем делать я этого не умею.

Эбердин закончила свою тираду, погрозила мне пальцем и ушла, оставив нас с открытыми ртами. Не знаю, как Рози, но вот я от нее впервые столь длинную речь слышал. Она обычно отделывалась короткими фразами, ругательствами или просто жестами.

— Я не подозревала даже, что она столько слов знает, — проморгалась наконец Рози. — Надо же. Слушай, фон Рут, а чего это она о тебе так печется? И вон прямо целую поэму в прозе сейчас выдала? У меня появляются нехорошие подозрения!

— Все, что нас связывает в этом смысле, так это то, что я пару раз ее голый живот видел, — честно признался я. — Да погоди когти выпускать! В первый раз это было в ту лихую ночь, когда тебя подрезали. Ну, помнишь, мы из Кранненхерста шли? Вот тогда она и заголилась передо мной, когда рубаху нижнюю на лоскуты рвала, чтобы ты от потери крови не померла. А второй… Де Фюрьи, ты совсем сбрендила? За что?

Мне как-то не нравится, когда меня дергают за ухо. Особенно если не за дело.

— Да я шучу, — миролюбиво сказала Рози. — К кому к кому, а к Эбердин я буду ревновать тебя в последнюю очередь. Поцелуй меня и иди. Она права — уже совсем поздно.

Выполнив сказанное, я неохотно отпустил свою нареченную, убедился, что Эбердин ее дождалась, и шустро зашагал в сторону той самой грязной и разбитой дороги, которая через лес вела к деревне, ставшей на эту ночь резиденцией принца Айгона.

Скажу вам так — уже через пять минут я искренне пожалел о том, что вообще куда-то пошел этим вечером. Вот как первый раз, поскользнувшись, упал в какую-то колдобину с водой, так и пожалел. Днем-то я по обочине шел и через лужи перепрыгивал, а сейчас, в темноте, ничего видно не было. Да еще и луна за тучами скрылась, окончательно погрузив лес в темноту. Одно хорошо — даже если меня какие злодеи поджидают, то вряд ли заметят. Хотя, может, и услышат, поскольку сквернословил я много и охотно, так как ноги то и дело скользили по схваченной ночным ледком земле.

Можно было бы магический огонек запалить, но я, поразмыслив, этого делать не стал. Во-первых, не так уж он много света дает. Во-вторых, и вправду, мало ли кто в этом лесу по ночам кроме меня рыскает? А огонек этот — все равно что опознавательный знак: вот он я иду.

Следом за этими мыслями мне пришла в голову идея, что вот так и надо ловить таинственных убийц, «на живца». Пустить кого-то, лучше всего, разумеется, не меня, бродить по ночным дорогам с магическим огнем в ладони, как приманку, и ждать, пока на него не нападут. Только дороги должны быть не такие, как в этом богами забытом лесу, а получше. Как минимум посуше, а то толку не будет.

Ну а как они появятся, прихватить их на месте да расспросить с пристрастием на предмет того, что им сделали подмастерья магов и за что они их так не любят? Надо же это понять. Интересно ведь. Тем более потом от этих тварей мы уже ничего не узнаем. Проводить над ними ритуал воскрешения никто не станет, кому это надо?

Думать о том, как именно мы станем убивать тех, кто расправился с Лавандой, было приятно и отвлекало от дискомфорта, потому остаток дороги я преодолел, как-то даже этого не заметив. В какой-то момент мокрые черные деревья остались позади, и дорога из лесной стала полевой. Да еще нарождающаяся луна наконец-то вышла из-за туч, залив все призрачным серебристым светом.

Жалко только, что в нем не было видно, до какой степени я изгваздался при падениях. Нет, я знал, что запачкался в грязи, да и плащ здорово подмок, но я даже не догадывался, что настолько. Понял лишь тогда, когда вошел в дом, где на ночлег разместили часть свиты принца, в которую входил и я.

И все бы ничего, ну запачкался — и запачкался, весна, в конце концов. Кругом грязь и ручьи, по-другому не бывает. Сначала это, потом — пора цветения, таковы законы бытия и круговерть смены времен года. Но надо же было случиться такому, чтобы в этот момент принца невесть зачем занесло именно в наш дом. Что он здесь делал, непонятно, но, увы, случилось