Глубокое бурение - Алексей Лукьянов

Самое противное — это когда нет работы. Вроде как зазря хлеб ешь. Умом, конечно, понимаешь: копейки платят, за эти деньги только и можно, что ни куля не делать, но уж больно советское прошлое в нас глубоко засело. Нам солнца не надо — нам партия светит, нам хлеба не надо — работать давай!

Лёха, конечно, не был трудолюбивым. Если можно клепать вола, почему бы и нет? Но сидеть целыми днями без дела и перебирать домино надоедает быстрей, чем самая муторная и однообразная работа.

Можно, конечно, и с Леной на кухне посидеть, в шашки поиграть, с Оскаром покурить… но у Оскара и Лены работа есть постоянно, а у кузнеца — нет. И в последнее время какая-то дурацкая: кашпо всякие делать в управление. Вот когда Лёха в депо работал, занятие всегда находилось: и башмаки править привозили, и втулки закаливать, и трос рубить… промышленная ковка нравилась ему гораздо больше художественной. Чувствовалось, что ты нужен кому-то, что без тебя дело может остановиться, жизнь вообще острее казалась. А все эти загибулины и выгибоны для декорирования интерьера — это с жиру беситься.

Наконец, когда Лёху совсем задрало перебирать домино и гонять чаи, он решил сам лезть в туннель. Но не тут-то было. Заглянув в колодец, кузнец присвистнул и позвал Оскара. Вместе они опустили в недра лампу-переноску, насколько хватило кабеля, но дна не обнаружили. Конечно, переноска была короткая, шесть метров, и света от неё было шиш да маленько, но мужики заподозрили неладное и позвонили на рудник, Игорю.

Тот послал всех на куль.

— Мы тут клад нашли, не отвлекайте! — сказал он.

— Какой клад, у нас туннель провалился! — заорал Лёха.

— Куль с ним. Не до вас сейчас! — Игорёк отключился.

— Клад? — Оскар закурил. — Цветмет, что ли?

Недалеко от эстакады, по которой бригада тянула трубопровод, рудниковские бульдозеры производили планировку местности. Захламленный пустырь возле солеотвалов разровняли, и по этой площадке Игорек попёрся в раздевалку, за сигаретами. Правда, до сигарет он так и не дошёл — споткнулся и упал, едва не пропахав носом землю. Поминая клепаную тётю и всех ишаков Хорезма, Игорь обернулся, дабы разглядеть, обо что чуть не упал, и увидел изогнутую буквой зю железяку. Игорёк бы и плюнул на этот хлам, если бы не подозрительный зеленоватый налёт на металле. Он пригляделся, колупнул землю сапогом, и обнаружил ещё три жилы толстенного медного кабеля в свинцовой оплётке.

— Э, братва! — махнул он коллегам. — Ну-ка, быстрей сюда!

Не надо быть кладоискателем, чтобы внезапно обогатиться, достаточно знать, как блестит медь. Цветмета с годами становилось всё меньше, а цены на него — всё выше. Мужики в своё время расхреначили кучу электродвижков и генераторов, люминтий шёл вообще мешками, вместе с десятками кило нержавейки. Правда, месторождения цветмета с каждым годом становились всё беднее, а вскоре и вовсе иссякли. Криминальной добычей никто из мужиков заниматься не хотел, так и закончился этот бизнес. Разумеется, все деньги шли «в общак», и в пятницу на столе появлялись выпивка и закусон. Волокотин, правда, являл обществу позорный индивидуализм: со всеми вместе пить не хотел, и за его высокомерие долю в денежном эквиваленте ему не выдавали. В конце концов Митя перестал участвовать в сдаче металлолома и вел добычу в одиночку.

— Ты куркуль! Жлобяра клёпаный! — корил Игорь Митю. — А чего это я должен с вами бухать? Вы бы хоть торт купили, а то лишь водку…

— Лёха тоже не бухает, и чего? Сидит же с нами.

— А что мне твой Лёха? — обижался Волокотин. — Мне по куль, что он не бухает. Что моё — то моё.

— Тебе что, посидеть с нами впадлу? — не унимался Игорь. Однако Митя обижался и уходил от дальнейших споров. Сейчас уходить резона не было. Обкопав совковой лопатой небольшой кусок кабеля, все поняли — это большие бабки. Сечение примерно девяносто миллиметров в квадрате, что при несложных подсчётах давало с метра не меньше семидесяти килограмм (вообще-то у Вовки при подсчётах выходило больше восьмидесяти кило, но ему не поверили). Цены на медь нынче были по сорок пять рублей за кило…

— Это ж три тыщи с лишним! — прикинул Вовка.

— А воровать нехорошо, — донеслось у Андрюхи из штанов.

— А по яйцам? — хором ответила бригада.

— Интересно, сколько тут метров? — задумался Игорёк.

Только Митя ничего не сказал. Он думал, как бы оторвать кусок, пока никто не видит.

Кое-как определив направление, по которому кабель уходил в грунт, мужики офлажковали десять метров вокруг и занялись раскопками. Рудниковские несколько раз подходили, интересовались, чего это здесь железнодорожники копают? Игорёк наплёл, будто они канализацию ищут, и ещё сорок бочек солёных арестантов, и, в общем, кое-как отбрехивался. Когда на объект отправлялся Гардин, Оскар с Лёхой предупреждали мужиков по мобиле. Кабель тут же накрывали куском рубероида и принимались варить трубопровод. Мастер какое-то время тёрся у эстакады, замерзал и уезжал обратно в цех, и мужики вновь принимались за раскопки.

Увы, карьерному промыслу не суждено было завершиться счастливо. Едва из земли показался третий метр кабеля, трубопровод был доварен, и мужикам предстояло вернуться в РММ. Бригада приняла решение — использовать самые радикальные методы для извлечения. Буквально в пяти метрах от раскопок пролегала железная дорога, по которой сновали туда-сюда локомотивы «Промжелдортранса». На кабеле был затянут строп, и тепловоз пять минут тщетно пытался вырвать из земли медь. Конечно, для локомотива не было места, чтобы разогнаться, а с места такой кабель выдернуть сложновато. Машинист связался с другим локомотивом, который шастал в этом маневровом районе, и кабель попытались выдернуть сплотком. В результате толстенный строп лопнул, а с кабеля только оплётка осыпалась. Делать нечего — пришлось резать медь кислородом, а остатки засыпать землёй. Не отдавать же такое богатство рудниковским.

В результате общак бригады пополнился на девять с половиной тысяч, а Волокотин получил в утешение маленький тортик, который, впрочем, мужики тут же помогли сожрать.