Обратный отсчет: Равнина - Токацин

— Ну, как ты сегодня? Икси не напугали? — с ухмылкой спросил Вепуат и, обойдя жреца, остановился у вытянутого защитного купола — и удивлённо хмыкнул. — Эй! А тут зачем чашки?

К ёмкостям с «подношениями» для «дома Пламени» добавились ещё две, тоже из цветного стекла — они стояли у стапеля, прикрытого защитным полем, «под ногами» пернатой обшивки.

— Да благословят все боги могущественное Пламя, — прохрипел Кут’тайри, прижимая ладонь к подвеске-«трилистнику». — Вот для него мои подношения. Вот хвала ему, вернувшему жар моему огню…

Не договорив, он припал на одно колено и тронул ладонью пол у стапеля. Вепуат ошалело мигнул.

— Так ты… Гедимин! Ты видел? К Кут’тайри вернулся его огонь! Ты замерял температуру в прошлый раз? Ну, когда он был в огненной форме?

— Где-то в сканах осталось, — буркнул Гедимин. Сейчас его интересовал только штабель «твэлов». «Надо охладить, пока не загорелось,» — он, выбрав вентиляционные окошки подальше от гамака Кут’тайри, открыл лючки. Сквозняк погасил последние огни в гриве жреца, и тот перевёл дух и поднялся на ноги.

— А что с богами? Они тебя теперь слышат? — с любопытством спросил Вепуат. Гедимин отодвинулся от него, досадливо щурясь, и посмотрел на пернатую оболочку. Она неподвижно свисала со стапеля; из перьев, приделанных сарматом, ни одно не отвалилось, но и признаков жизни они не подавали. Гедимин хотел прощупать «дыхание», но передумал и сунул палец под крыло. Оно, дёрнувшись, ударило его по руке. Обшивка затрещала.

— Что-то с ним не то, — пробормотал Вепуат, потрогав жёсткие перья. Гедимин потёр ушибленный кулак и сдержанно хмыкнул.

— Реакции в норме. Цепляй на броню. На привычной опоре быстро опомнится.

Вепуат погладил кисть «существа», пощупал щитки-чешуйки на «пальцах» перчатки и с сомнением покачал головой.

— Лучше не спешить. Пусть побудет тут, в тепле. Кут’тайри, вон, подношения ему принёс…

— Ну, хоть на него не вылил, — буркнул Гедимин, думая, что защитное поле над стапелем надо бы уплотнить — вдруг, и правда, выльет?

— А как оно показало, что ему приятны подношения? — Вепуат снова расспрашивал Кут’тайри — и снова о какой-то ерунде. Гедимин, прослушавший и первые-то ответы, сердито сощурился.

— Чашки — твои, ставь их куда угодно. Но под купола не лезь! — предупредил он жреца. — И в огненный шар превращайся где-нибудь здесь. Или ближе к двери. Но не дальше!

Кут’тайри вяло шевельнул ухом — он ещё не до конца пришёл в себя после превращения в плазму. Рука, сжимающая «трилистник», так и не разжалась, пальцы то вспыхивали, то гасли.

— Благое Пламя, дающее силу стихиям…

Вепуат, улавливающий в его бормотании какой-то смысл, одобрительно хмыкнул.

— Вот то-то же! А то туда же — пугаться каждой ерунды… Что там с разрезанным временем? Как раз прошло тринадцать дней — ты же считал? Наши часы — очень опасная штука? Что они испортили, что починили?

Кут’тайри наконец разжал руку, и на его лице появилось осмысленное настороженное выражение.

— Тринадцатый день настал, — сдержанно признал он; уши зашевелились, разворачиваясь за неслышным Гедимину звуком. — Я не вижу вреда. Я бы взглянул ещё раз на эту вещь, но сейчас — ничего не было испорчено. Боги спокойны.

Вепуат с довольной ухмылкой оглянулся на Гедимина.

— Видишь? Я же говорил — все скоро успокоятся.

— Я бы отсчитал ещё тринадцать — и дважды, и трижды, — пробормотал Сэта, слегка прижимая уши. — И спросил бы у тех, кого боги слышат. Что говорят кочевники? Они дикари, но чутки к воле богов… и от них не отвернулись, как от меня.

Он, помрачнев, снова вцепился в «трилистник». Гедимин выразительно пожал плечами. «Если бы от меня „отвернулись“ — было бы неплохо. Прекратилась бы ерунда, нарушающая законы физики. Что он там хочет узнать у диких кочевников? Как измерение времени вредит Равнине? Нашёл экспертов, мать моя пробирка…»

… — Вот это уже нормальный обзор, — проворчал филк, не отводя взгляда от линзы-«монитора». — Хотя освещённость падает… Что, отбой? Можно выходить?

— Ну-ка, посмотри на меня, — Вепуат, склонившись над ним, взял его за плечо. — Вот так. Теперь поводи глазами вверх-вниз… Ага, понятно. Как Хьюго проснётся, иди к Гварзе. Скажи, чтобы снял тебя с дежурства. Или сократил до пяти часов.

Гедимин заглянул в «монитор» и удивлённо мигнул, не сразу поняв, откуда взялся лишний холм. Посреди «восточной» долины лежал огромный зверь. Вдоль его хребта выстроились Джагулы, укутанные по самый нос. Каждый держал в руках не то кости, не то чьи-то рога — длинные изогнутые штуковины с короткими отростками. На отростках болтались помятые рэссеновые кольца. Джагулы размеренно колотили ими друг о друга, то вскидывая, то резко опуская — и запрокидывая голову. «Монитор» не передавал звуки, а полотнища, натянутые по самые глаза, прикрывали рты, но существа определённо кричали — может, лаяли, может, выли.

— Ритуал? — Вепуат отобрал у филка «зрячий камень» и сам на него уставился. — По такому-то холоду⁈

…Холод всё-таки загнал Джагулов «на базу». Когда сарматы выходили из барака, ещё можно было расслышать заглушаемый ветром вой и лязг; когда Вепуат высунулся из-под защитного поля, всё уже смолкло. Сааг-туул лежал под холмом мордой к дороге, его глаза были закрыты, панцирь — кроме хребта, истоптанного участниками ритуала — покрылся полосатым инеем.

— Вон там и там недавно открывали «двери», — заметил Вепуат, указывая на свежие тёмно-синие «натёки». Кристаллы льда на них были крупные, нетронутые — с тех пор, как они образовались, сааг-туул ни разу не вставал и не отряхивался.

— Стучать палками в минус шестьдесят… — Гедимин покосился на термометр и выразительно поёжился. — Такое важное дело, что до тепла не подождёт?

— Было бы неважное — не стучали бы, — отозвался Вепуат, спускаясь на когтях по обледеневшей тропе. Сааг-туул утрамбовал снег — теперь на склоне темнела полоса льда, покрытая буграми и вмятинами. Вепуат дёргал плечами и недовольно шипел. «Привык держать