Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

ты старших перебиваешь? – Да, да, да, конечно… – Такая маленькая, а уже перечит! Ну, вся в мамочку. А где Алисонька-то моя? Спит, поди, ещё? Всегда спала допоздна, стрекоза такая.

Эльфы за дедушкиной широкой спиной переглянулись. Если они все были, ну, как копья или хотя бы как стройные деревья, то дедушка был… Кругленьким. Может, как куст из живой изгороди, только кусты из живой изгороди румяными не бывают.

– Боюсь, её мать сейчас опять вступила в поединок с моим отцом, – пояснил Гюрза очень-очень ровно. Фу, опять чеснок. Или нет? Что же они там, вправду дерутся? Гюрза что, верит в то, что говорит?

– Игра, – сказал Гюрза, – диктует свои правила. К сожалению.

– Так ты что же, Ференца Рьяного сынок? А зачем же тогда ты тут у нас?

– По обмену, – фыркнула Карина.

Ох, да ты-то хоть молчи!

– Я? Ничего. Разве же в светлом дворце не каждому путнику предоставят кров и пищу? Тем более пока ярмарка идёт.

– Так, так-так-так, – почему дедушка вообще её встречает в её собственном дворце? Дворце её родителей? Почему стоит на проходе?

– Благодарю за интерес, – сказала Саша, – но мне нужно пройти…

– Всё-то торопитесь куда-то, всё торопитесь. Вам, молодым, лишь бы спешить! Нет, Сашенька, ты скажи мне: а папа-то твой где?

– Отбыл по неотложным обязательствам.

Какую чушь она сейчас произнесла! Но очень, очень трудно быть принцессой, когда сперва тебя пытались укусить, а потом накрыли камзолом и прогнали. Или когда тебя сначала утащили в замок тьмы, а только что сын злодея пообещал произвести для садов твоего отца детские куртки.

– Ой-ой-ой, – дедушка даже языком зацокал, – ай-ай-ай! Бедная ты моя сироточка! Ты что же тут, одна?

Сирота – это вон Карина, которая, кажется, не помнит ни отца, ни матери. Сироты – дети в Садах. А ей, Саше, всего-то надо выспаться. Но сначала…

– Дедушка, я прошу дать мне пройти.

– Какая ты стала невежливая! Это всё эти двое, да? Они тебя обижают?

– Мы обижаем?!

– Почтенный господин… отец отца, – Олеандр наконец-то взял слово и перебил Карину, спасибо ему большое. С дедушками у эльфов обстояло плоховато – верней, с концепцией дедушек; они и жили-то все по тысяче лет и больше… А дети у них рождались редко. – Мы просим позволения поговорить с принцессой.

Тем же тоном обычно говорят: «Я это забираю». Но дедушка только руками замахал:

– Нет, как же, как же! Я внученьку мою сто лет не видел, вон она стала и злоязыкая какая, и худая, вот уеду – и говорите, сколько хочется! Сашенька, ты же мне поиграешь, да? Вон то про вишни?

– И ничего она вам не поиграет, – сказала Карина.

– Ой, это что ещё такое?..

– И не что, а кто. Меня Кариной зовут. И я тоже здесь как гость. А человек не спал две ночи, а вы пройти ей не даёте, как этот… как вахтёр на проходной.

Ну вот зачем, зачем она сказала про две ночи!

– Саша! – дедушка только руками всплеснул. – Саша, Саша, у дедушки-то сердце не разменное! Какие две ночи не спать? Дальше-то как жить будешь?

– Отлично она будет жить, если вы сейчас дадите ей пройти, – сказала Карина, – и нам заодно. Человек занят был, имеет право.

– Саша, Саша, это кто же её научил так говорить?

– Дедушка, она гостья из иных земель. – Ну вот сейчас начнёшь ещё и привставать на цыпочки и делать всё, чего хотела избежать. – Дедушка, милый, дорогой, дедулечка, пожалуйста, можно, можно нам пройти?

– Вот это дело, – он наконец-то посторонился, – вот это моя Сашенька. А я вам с мамой ленточек привёз.

Да подавись ими! Нет-нет-нет, нельзя так думать. Мама сама изготавливать ленты не умела – поэтому и тратила так неохотно. Дедушкины старалась не брать вовсе, но у неё остались ещё с давних времён, когда она не знала папу и выступала в театре. В другом театре.

* * *

– Сашенька, Саш, а по каким делам отец-то отбыл? – Дедушка выплюнул ещё одну финиковую косточку. Саша сложила руки на коленях.

Ни по каким. Просто вдруг мама его бросила. Но этого я тебе говорить не буду.

– Не уточнял, когда вернётся?

– Кажется, нет. Не особенно-то скоро.

– Ай-ай-ай, как нехорошо. – Иногда казалось, что эти косточки у дедушки во рту зарождаются сами по себе. – Ай-ай, а времена-то неспокойные… Ты чего чай-то свой не пьёшь? Пей-пей, тростиночка. Скоро ветром унесёт.

Так он её ещё не называл. Кто б мог подумать: она жалела, что рядом нет Карины! Потому что её дурные реплики будто нет-нет да и сбивали дедушку с толку хотя бы ненадолго. Или Гюрзы, с его показной вежливостью, – может, поэтому имя в честь змеи? Но дедушка аж задохнулся, как хотел посидеть с внучкой. Аж прижал руки к сердцу. Почаёвничать. И вот теперь ни мамы, ни отца, ни…

– Сашенька, Саш, а как уроки? Как учёба? Письма уже на всех языках составлять можешь?

– Понятие «все языки» некорректно изначально.

Потому что всегда может найтись какой-то неизученный, или очень уж странный диалект, или народ, чьего языка в принципе не выучить, можно общаться только образами или теплом-холодом, – вот в ряде текстов утверждается, что кто-то умеет говорить даже с дворцами…

– Как же не можешь? А чем же тогда ты занималась, Саша?

Сбега́ла с мамой в тёмную страну. Интересно, если она сейчас встанет и ровным маминым голосом загнёт что-то про обрезки от копыт – самые грязные эльфийские ругательства (научил страж границы, Инжир этот), – если она вот так вот прямо выскажется, упадёт ли дедушка в обморок?

– Я могу написать письмо на книжном эльфийском.

– Но это-то ты ведь должна была впитать с молоком матери, Александра! С материнским молоком!

С молоком матери я, видимо, впитала желание от вас сбежать куда подальше. Нет же, нельзя так думать!

– Ну не расстраивайся, дедушка, я ещё исправлюсь!

– Точно? Обещаешь?

Даже отец – м-да, ему было не до этого: он, кажется, пытался никого не съесть, – так вот, даже отец не читал ей мораль, не говоря о матери. Так почему же дедушка вдруг…

– А у меня смотри что есть, – он напоказ протянул два сжатых кулака, – в какой руке?

Ну разумеется, это будет ленточка, и почти точно она будет вести к нему же домой. Нормальные короткие пути матери иногда дарил отец – может быть, ради этого мама его и терпела. Или из жалости. Или из чувства вины. Или из-за всего сразу.

– Прошу простить, – Саша встала и всё-таки пошатнулась, – прошу простить, мне нужно… отлучиться.

Конечно, дедушка встал тоже.

– Ой, бедненькая, – ничего