Вопреки всему - Владимир Александрович Сухинин

– Спасибо, хранитель, – произнесла женщина.

– Не за что, княгиня. Я не мог допустить, чтобы он убил вас. Я покровитель калек и больных. Мой удел – сострадать и лечить.

Машвел узнал голос Аргинара.

– Аргинар! – завопил он. – Помоги…

– Нет, Машвел, ты перешел все края, и ты лишился силы, а теперь еще и свободы. Я больше тебе не брат и не друг.

– Сволочь!.. Я отомщу, – в безумной ярости прокричал Машвел и от бессилия завыл, как зверь.

– Сейчас я подлечу эту птицу, она еще жива, – произнес Аргинар, и это последнее, что слышал Машвел. Он впал в беспамятство.

Рострум появился в комнате вместе с птицей, но не мог ничем помочь. Во-первых, он был лишь иллюзией, к тому же оглушенной иллюзией. Откат взрыва в Инферно лишил его способности думать и колдовать. Он витал под потолком и бессильно наблюдал за тем, что происходило в комнате. Затем неожиданно появился Мастер, и следом в комнату заскочил человек с могучей аурой хранителя. Он сдернул Машвела с княгини. А Мастер создал сундук и заорал так, словно его должны были услышать на краю вселенной: «Кидай эту мерзость в сундук!» Человек легко подхватил Машвела и запихнул в сундук. Мастер его закрыл и сел на крышку. Он был в образе начальника службы безопасности Азанарской академии. «Почему я не догадался изменить свой облик на облик командора?» – запоздало подумал Рострум…

Глазастая со счастливым выражением на лице возлежала на кровати на высоких подушках. В руках она держала своего новорожденного сына. Вокруг нее собрались все жены Ирридара и с нежностью и обожанием смотрели на мать и ребенка.

– Ты как? – спросила Чернушка гномку.

– Я счастлива, девочки, у меня сын. Как ты? Отошла?

– Да, я уже успокоилась. Спасибо тебе. – Она приобняла гномку.

Ганга улыбнулась и произнесла:

– Хорошо все, что хорошо заканчивается, но впредь нужно быть очень осторожными, эти хранители повылезали из норы и творят беспредел…

– Я позаботилась о вас, – широко улыбнулась Глазастая. – Если к вам приблизится хранитель или враг, вас перенесет на гору, он ничего не успеет сделать, а здесь вы будете в безопасности.

– Ты молодец, – похвалила ее Ганга. – Я в тебе не сомневалась.

– А как сыночка назовешь? – спросила вертящаяся на стуле лесная эльфарка.

– Гора сказала назвать его Виктором. Виктор значит «победитель».

– Как красиво! – воскликнула снежная эльфарка. – На каком это языке?

– На самом древнем, девочки. На нем говорил давным давно наш муж.

– А что будешь делать с этим Машвелом-Башпелом? – снова спросила лесная эльфарка.

– Сундук, в котором он сидит, я поместила глубоко внутри горы. Там я обустроила темницу. Он будет сидеть, пока не вернется наш муж, Ирридар решит, как с ним быть. Дверь в темницу я приказала замуровать. Так что он будет ждать своего суда.

– А что с этим Аргинаром? – спросила Ганга.

– Он будет строить свою гору у подножия нашей, он хороший, – ответила гномка.

– А дай мне подержать малыша, – неуверенно попросила Лирда.

– На, – протянула ей ребенка гномка, – только не урони.

– Стой, – остановила ее рассерженная Ганга. – Сначала я. Я рожать буду следующей, потом Чернушка, потом Тора, а потом уже ты, Лирда.

– Раз я самая младшая, – расплакалась Лирда, – то мной можно помыкать? Может, полы заставите мыть?

Гномка неодобрительно посмотрела на Гангу:

– Ты чего раскомандовалась, Ганга? Ты не старшая жена. Я старшая жена, и хватит одергивать девочку. Вот, возьми ребеночка. – Гномка протянула плачущей лесной эльфарке сына. Та бережно взяла, она перестала плакать, ее глаза засветились радостью, и она стала с ним сюсюкать.

Ганга недовольно скривилась, но не стала спорить, лишь заметила:

– Он так вырастет избалованным слизняком. Мы его затискаем.

– Не вырастет, – ответила гномка. – Подрастет и уедет в Нехейские горы к деду. Будет жить и воспитываться как его отец.

– Правда, – воскликнули остальные жены.

– Это ты здорово придумала, – довольно произнесла Ганга. – А потом поживет в степи…

– А потом в Снежных горах… – воскликнула Тора.

– А потом в…

– Что ему делать в Тох Рангоре? Там только куры и утки, – обмолвилась растерянно Лирда.

– В гости приедет, нашлась Чернушка…

Земля. Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, город Нижний Тагил

После обеда в колонии начался переполох. Меня отправили в клуб к замполиту. Там собрался наш самодеятельный коллектив. Оказывается, что сюда, в Нижний Тагил, едет первый заместитель министра внутренних дел Чурбанов и может посетить колонию для осужденных сотрудников внутренних дел. Нам нужно было подготовить концерт, и для этого начальник колонии хотел услышать весь репертуар. Ранее он провел совещание с руководящими сотрудниками администрации колонии.

В кабинете начальника колонии собрался весь руководящий состав, решали, что предпринять для встречи высокой комиссии. Каждый докладывал о том, что сделано и что нужно для решения насущных вопросов. Когда все было обговорено, начальник колонии вздохнул и произнес:

– Все это хорошо, товарищи, мы готовимся и, думаю, не оплошаем, но мне птичка весточку принесла, что председатель комиссии – любитель бардовских песен. Что у нас с культпросветом?

Замполит полистал блокнот.

– Бардовских песен у нас нет, товарищ полковник, мы готовим концерт патриотических песен.

– А кто исполнитель? – спросил полковник.

– Заключенный Глухов.

– И что будет петь?

– Э-э-э, репертуар я вам представлял три дня назад, товарищ полковник.

– Я его видел, неплохо, но нам нужна дополнительно бардовская тематика, товарищи… Сами понимаете, подмазать надо.

– Разрешите, товарищ полковник, – подняла руку начмед. – Санитар Глухов из осужденных сочиняет песни, и они годятся для бардовской тематики. Я их слышала, когда он лежал в лазарете и пел под гитару.

– А откуда у него гитара? – спросил начальник колонии.

– Я дала, нужно было выводить больного из депрессивного состояния…

– Ладно, надо послушать этого барда. Замполит, организуй вечером прослушивание.

Вечером перед ужином нас, небольшой ансамбль колонии, собрали в клубе. Светлана предупредила, что нужно будет исполнить «Печаль-тоску». Глава комиссии из Москвы – любитель бардовских песен. Начальник колонии будет присутствовать на прослушивании.

– Не оплошай, мой дорогой, – волнуясь, проговорила она, поправляя мне ворот арестантской робы.

Мы не репетировали эту песню и не знали нот. Быстро наиграв мелодию на гитаре, мы за час смогли сыграться и подготовиться к выступлению.

Начальник колонии сел в первый ряд, за ним расположилось все руководство. Замполит, волнуясь, встал за нашими спинами и скомандовал:

– Начали. – Мы, тоже волнуясь, заиграли.

Я пел и смотрел, как менялось лицо полковника: сначала от удивленного, потом на сумрачный вид. Когда мы закончили, он встал и начал ходить вдоль сцены. Он молчал, мы ждали.

– Песня неплохая, – начал он свою речь, – но почему такая печальная? Надо какую-то такую, – он повертел кистью в воздухе, – туристическую, задорную, а то печаль-тоска, понимаешь.

– А какая песня может быть у осужденного в колонии? – спросила Светлана. – Они не в театре и не в отпуске. Как чувствуют, так и поют.

– Плохо чувствуют, хотя поют неплохо, – резюмировал полковник. – Не знаю, как отнесется к песне тот, кто будет возглавлять комиссию, надо что-то повеселее, позадорнее. – Он посмотрел на