Алый король. Разделенная душа - Грэм Макнилл

Библиарий держал восхитительные твердые ножны, покрытые блестящим черным лаком, увитые золотой проволокой и украшенные изображениями змееподобных драконов. В них покоился меч с неграненым изумрудом в навершии и рукоятью, обтянутой мягкой белой кожей.

— Ты бросил это на Камити-Соне, а я подобрал и восстановил, — объяснил Пром.

— Тебе не следовало так поступать, Дион, — сказал агент. — Сёдзики погибла. Да, она имела для меня особое значение, и в ней жила моя клятва, но и то, и другое сгинуло, когда воин Фениксийца разломил клинок. Что бы ты там ни смастерил, это не мое оружие.

— Понимаю, Йасу. Мне известно, как важен был для тебя меч. Я знаю…

— Нет, не знаешь! — огрызнулся Нагасена.

— Может, и нет. Однако вспомни, что Бёдвар Бъярки сказал тебе и передал мне: «Не путай клинок с его хозяином. Один сломался, другой выдержит».

Вновь протянув оружие агенту, Пром добавил:

— Я сознаю, что этот меч — не Сёдзики, и никогда им не станет. Ты пожелал ей отдыхать и ржаветь, однако ее перекованный металл обрел новую душу, и впереди у клинка немало славных дел. Возьми же его и применяй во имя Императора.

Йасу не желал дотрагиваться до оружия, но его левая рука словно бы по собственной воле потянулась к ножнам. Нагасена привычным хватом сомкнул на них пальцы.

Вытащив меч из ножен на длину ладони, Йасу тихо вздохнул. Клинок переливался, будто серебряный, и агент заметил, что от эфеса по металлу тянется изящная резьба — слова на неведомом ему наречии.

— Что здесь написано? — спросил Нагасена.

Дион качнул головой.

— Узнаешь, если выучишь язык Макрагга.

— Выучу, — пообещал Йасу, полностью обнажив меч.

Выставив его перед собой, агент убедился, что перед ним великолепный клинок, гладко отполированный и характерно загнутый, как все мечи восточных мастеров.

По щекам Нагасены потекли слезы, как у отца, которому дали подержать его первенца.

— Не думал, что мне вновь доведется владеть чем-то столь прекрасным, — признался Йасу, выполнив для пробы несколько режущих ударов. — Я вечно благодарен тебе, Дион. Оружие просто изумительное.

— Без мастерски сработанного клинка ты — не совсем ты.

— У него есть имя?

— Я назвал его Ао-Шунь^[125], — сказал Пром. — Драконий Меч.

Посреди мастерской Амона лежала плоская овальная глыба, вырезанная из молочно-белого кристалла. Включение шпинели размером с кулак, находящееся в самом центре валуна, придавало ему сходство с огромным глазом. Хотя артефакт был лишь копией камня, утраченного вместе с Просперо, его присутствие успокаивало советника.

Амон стоял на коленях перед алтарем Корвидов, приложив ладони к мутной поверхности. Сила кристалла втекала в легионера, но и он позволял глыбе впитывать его энергию. Теплый на ощупь алтарь пронизывали полоски света, которые мгновенно вспыхивали, как импульсы в синапсах мозга, связанного с течениями Великого Океана.

Когда советник и Алый Король вернулись из Планетария, остававшиеся в Мире Девяти Солнц легионеры собрались возле летающей пирамиды Амона, чтобы обновить клятвы верности примарху. Магнус вышел на балкон, и при виде примарха раздался слитный приветственный рев, напомнивший советнику об Улланорском Триумфе, где он вместе с полубогами наблюдал за тем, как миллионы солдат, титанов и бронемашин проходят мимо громадного возвышения.

Теперь все адепты Тысячи Сынов на Планете Чернокнижников способствовали Циклопу в его дерзновенном предприятии. Добавляя свои силы к вкладу собратьев, Амон возвысил разум к девятому Исчислению. Здесь, вдали от мирских забот и ограничений физического мира, сознание псайкера начало порождать призраков минувшего.

Фантомы плыли через мастерскую, будто старые друзья, пришедшие с неожиданным, но исключительно приятным визитом. Амон видел перед собой череду мертвых братьев — убитых на Просперо, сгубленных перерождением плоти или павших в войне за воплощение великой мечты Императора. Духи его коллег-ученых задерживались, чтобы изучить висящие на стенах астрономические таблицы, чародейские гороскопы или неоконченные схемы, которым советник посвящал часы напряженных усилий.

Воин улыбнулся, заметив обветренное лицо Анкху Анена, стража Великой библиотеки. Почитаемый мудрец выглядел в точности так, каким его запомнил Амон: бледнокожий, с проницательным взглядом, одним своим обликом словно бы опровергающий мифы о бессмертии Астартес.

— Ты выглядел старым, еще будучи послушником, — произнес советник.

— Я и был старым, — напомнил Анкху. — Меня почти отвергли. Когда-то детей не пускали на войну из-за малого возраста, но для легиона требовались юноши.

— Даже не представляю тебя молодым.

— Честно говоря, я тоже. — Анен подплыл к огромному алтарю и тоже положил на него ладонь. Уголки рта Анкху тронула меланхоличная улыбка. — Те годы для меня как сон о другой жизни.

— Лучшей?

— Более простой. С тех пор Галактика изменилась.

— Как и все мы.

— Верно, но кое-что всегда будет таким, как прежде. — Фантом провел пальцами с чернильными пятнами по книжной полке и вскинул бровь. — Когда Волки пришли на Просперо, я попытался совершить нечто вроде того, чем сейчас занимаетесь вы… Но намного менее амбициозное.

Старик усмехнулся.

— Я хотел спасти все носители знаний, но ваша идея… Она гораздо удачнее. Скажи, Амон, ты действительно веришь, что у вас получится?

— Да, верю.

Анкху Анен пожал плечами, словно речь шла о чем-то маловажном, и продолжил кружить по мастерской.

— Наш великий труд уже в разгаре, — добавил Амон. — Взгляни на мраморные залы галереи Пергама: ее бесконечные стеллажи почти опустели.

— Когда-то подобная мысль ужаснула бы меня, а теперь дает надежду, — вздохнул призрак. — Значит, ваша неимоверно сложная задача — наполнить Планетарий, перебросив через время и пространство запасы мудрости, накопленной за множество жизней, — все-таки выполнима.

Советник преисполнился гордости, хотя и понимал, что голос убитого мудреца звучит из сознания самого Амона. Разум воина, применяя метаконфигурации девятого Исчисления, создал для него вымышленного собеседника на основании воспоминаний об Анкху.

— Надежда покинула меня так давно, что, казалось, уже никогда не вернется. Галактика охвачена смятением, и все, казавшееся незыблемым, сгинуло под ударами нынешней войны — новой диссипативной системы.

— Довольно скоро это противостояние закончится, — сказал Анен. — Оно пройдет и забудется, как случалось со всеми войнами. Тогда, и только тогда, сохраненная вами информация вновь обретет важность.