Егерь. Системный зверолов - Николай Скиба

— Значит, вот как ты решил поиграть? — прошипел он сквозь зубы. — Уверен, что справишься, щенок?

В его голосе звучала неприкрытая ненависть. Все лицемерные улыбки и сладкие речи исчезли. Сейчас передо мной был настоящий Ефим — злой и опасный.

— А ты сам-то уверен? — не дрогнув, спросил я.

Ефим ещё несколько мгновений буравил меня взглядом, затем медленно выпрямился. На его лицо вернулась привычная маска, и я видел, каких усилий это ему стоило.

— Жители деревни! — громко воскликнул он, поворачиваясь к толпе. — У меня есть важное объявление!

Толпа замерла. Григорий нахмурился — он чувствовал неладное. Отец Барута вновь едва заметно кивнул мне, показывая готовность поддержать в случае необходимости.

— Я должен… исправить одно недоразумение, — продолжил Ефим, и каждое слово давалось ему с трудом. — В связи с болезнью Максима и его неопытности, я временно ограничил его деятельность, переживал за жизнь парня. Но теперь, когда он прошёл обряд совершеннолетия, и я вижу, что он может быть Звероловом…

Он сделал паузу, глядя на меня с плохо скрываемой ненавистью:

— Максим отныне — полноправный Зверолов. Он имеет право заниматься своим ремеслом наравне с Григорием и… со мной.

Последние слова он произнёс с таким трудом, будто глотал битое стекло.

Люди зашумели, начали переглядываться, Виола широко распахнула глаза и с удивлением смотрела на деда.

Толпа ещё несколько минут гудела, обсуждая произошедшее, а затем стала постепенно расходиться. Они уходили группками, оживлённо переговариваясь по дороге. Кто-то кидал на меня любопытные взгляды, кто-то — осторожные.

Ефим, не сказав больше ни слова, развернулся и направился к тропе. Григорий молча последовал за ним, но перед уходом бросил на меня долгий, изучающий взгляд. В его глазах не было враждебности — скорее профессиональное любопытство.

Ганус собрал свои склянки и кивнул мне на прощание — деловито, без лишних эмоций. Для него это была обычная работа. Стёпа и Барут ушли в сопровождении родителей последнего.

— Ну и представление ты устроил, — услышал я знакомый голос и обернулся. Виола стояла в паре шагов, скрестив руки на груди. Её губы изогнулись в кривой, ядовитой усмешке, в которой смешались злость и что-то ещё, похожее на… детскую обиду.

— Представление? — переспросил я.

— То, что ты спас моего волка, ничего не меняет, — фыркнула она. — И то, что сделал дед — тоже! Нормальным Звероловом тебе всё равно не быть!

Её щеки горели, будто от унижения.

Она впилась в меня взглядом, словно пыталась прожечь дыру, но, не найдя в моём лице ни страха, ни раскаяния, злобно бросила:

— Ты слишком много на себя взял, Макс.

С этими словами она круто развернулась и зашагала прочь. Мастера молча последовали за ней.

Так вот ещё что.

Зависть.

Дед не давал ей стать Звероловом, и она, в отчаянной попытке доказать свою состоятельность, чуть не угробила и себя, и других. А теперь дед при всех признал мои силы. Удар по гордыне, болезненный, как укус моего ядозуба.

Ольга быстрым шагом шла ко мне вместе с Ирмой.

— Максим… — её голос был настойчивым. — Что это всё было? Ты даже не рассказал мне!

Ирма положила руку ей на плечо, её взгляд был острым и проницательным.

— Что же ты, паршивец, старую бабку в стороне держишь, а? — спросила она с усмешкой. — Думал, не догадаюсь, как ты всё обставил?

— О чём ты? — я широко улыбнулся.

Старуха покачала головой и принялась загибать пальцы:

— Раз Барут приходил, вот ты с ним и спелся. Заставил старосту обряд провести, заставил людей на этот обряд прийти. Как? Через родителей парнишки, да? А потом прижал старого хрыща к стенке после обряда, мол, признай Звероловом при всех, а не то… А, не то, что, Макс?

Чёрт возьми. А ведь и правда так оно и было. Старуха просто по крупицам собрала всю картину и сложила воедино. И попала в самую точку.

— Никакого запрета на ловлю зверей нет, я с самого начала об этом догадывался. А когда заручился поддержкой родителей Барута, вот тогда смог всё провернуть. Они были готовы подтвердить это при деревне. Но только в крайнем случае. Так что… в общих чертах так всё и было, — признал я, не видя смысла отрицать.

Ольга округлила глаза:

— Макс! Ты что, всё это… специально?

— Не то, чтобы… — помотал головой я. — Просто воспользовался обстоятельствами. Ну а что мне было делать?

Ольга смотрела на меня с таким изумлением, будто видела впервые.

— Ты… ты так изменился.

— Спасибо, — дипломатично кивнул я.

Ирма довольно хмыкнула:

— Молодец, парень. Вот только ты разозлил его. Что теперь будет, а?

Я пожал плечами, чувствуя, как кошка бродит в лесах неподалёку:

— Особо и не разозлил, всё осталось как есть. Он староста, а я Зверолов, просто на этот раз без его запретов. Теперь я могу спокойно заниматься ремеслом и деньги зарабатывать. Продавать питомцев. Создам свою ферму, буду выращивать зверей. Нужно заработать денег и выкупить землю.

— Деньги и земля — это хорошо, — согласилась Ирма. — Только осторожности не теряй.

— Ну а что он сделает? Не убьёт же, — я усмехнулся.

— Не убьёт, его склюют сразу, — проворчала бабка. — Но всё равно следи, понял? Эх, если бы Звероловов выпускали за границы королевства просто так, всё было бы проще. А так — где родился, там и пригодился.

Постепенно все разошлись.

Я остался один на поляне, наслаждаясь моментом триумфа.

Всё получилось именно так, как планировал. Ефим сдался и теперь я официально признан полноправным Звероловом.

Насвистывая какую-то мелодию из прошлой жизни, я направился к своей избе. Там меня ждали настоящие дела — Красавчик нуждается в тренировке, а с иглистым ушканом предстоит серьёзная работа по приручению.

Жизнь налаживается. И это очень, очень приятное ощущение.

Глава 32

Утреннее солнце уже поднималось над лесом, когда я подошёл к ручью.

Сбросил рубаху, почувствовав, как утренний воздух приятно холодит разгорячённую кожу. Татуировки на руках слабо пульсировали.

Нырнул в прохладную воду ручья одним решительным движением. Первый контакт с водой отозвался по телу электрическим разрядом — так холодно, что дыхание перехватило. Но уже через секунду это превратилось в блаженство.

Вода была кристально чистой, она мягко журчала, обтекая моё тело приятной прохладой. Дно