Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

– Он бог-покровитель воров. – Зэй оглядывается, проверяя дверь, скорее всего, чтобы убедиться, что никто из даймонов не вломится сюда, услышав это.

Не то чтобы это нарушало их правила, но это дает мне шанс удержать свои реакции под контролем. Слезы, жгущие глаза, прорываются бурным потоком, и лицо Зэя размывается перед моим взглядом.

– Ты хороший, хороший человек, Зэй Аридам, – шепчу я.

Он качает головой:

– Не благодари меня.

Я хмурюсь.

– Почему? Ты обещал Гермесу что-то взамен? – спрашиваю я; подозрение заставляет меня присмотреться к нему.

– Нет. – Он отмахивается от моих страхов. – Вообще, он сам ко мне пришел.

Да хрена с два. С чего бы Гермесу это делать? По какой причине?

– Разве ты не хотел бы попросить вернуть кого-то для тебя? Кого-то близкого?

Он качает головой.

– Ну… спасибо тебе и от Буна, и от меня. – Я прижимаю ладонь к стеклу, и Зэй отвечает тем же с другой стороны.

Что еще я могу сказать?

– Спасибо, что попросила меня стать твоим союзником, – говорит Зэй. Его улыбка именно такая, какую я представляла у старых друзей: полная понимания и принятия – и необходимости быть рядом друг для друга.

Мне нравится считать его другом. Бун сказал, что у меня нет друзей не из-за проклятья, но из-за стен, которые я возвожу. С Зэем я этого не делала, и он принял меня, хотя и не должен был. Проклятье там или не проклятье.

– Я, наверное, принесла тебе больше проблем, чем их решений, – говорю я.

Улыбка Зэя растягивается в ухмылку:

– Я люблю решать проблемы.

Он такой очаровательный, что я не тружусь говорить ему правду. Даже если Зэй победит в последнем Подвиге, я полагаю, он не победит в Тигле. Учитывая, что одна из его побед на двоих с Римой. Диего победит. Несмотря ни на что. Но я не собираюсь выкладывать ему это. Одного жеста… достаточно.

И еще это подает мне идею.

Аиду это не понравится. Харону тоже, если на то пошло. Это своего рода предательство. Но так будет правильно поступить.

– Зэй… я хочу попросить об услуге.

– Что за услуга? – спрашивает он. Ни опаски. Ни подозрений. Только доверие.

Я и правда выбрала лучшего союзника во всем этом кошмаре.

– Тебе не понравится.

100

Останется только один

Сегодня вечером вместе с ужином в мою камеру доставили новенькую форму – явный намек на то, что скоро будет следующий Подвиг. Скорее всего, в ближайшие часы.

Я поела. Оделась. И села на кровать в ожидании. Надо бы отдыхать, но тревожная нервная энергия… слишком много нервов, чтобы опознать все остальные бурлящие эмоции… не дает мне расслабиться.

Так что я меряю камеру шагами. И сижу. И шагаю.

И всю ночь и следующий день я слежу за дверью, предвидя появление одного лица, надеясь на другое. Я поставила Зэя в сложное положение, но непреложно верю в то, что он выполнил мою просьбу. Его пришлось поубеждать, но он согласился.

Вечером дверь внезапно открывается – я даже не слышала шагов с той стороны, – и я поднимаюсь на ноги, ожидая, что войдет кто-то из даймонов или, возможно, Аид, чтобы забрать меня на финальный бой.

Но… входит богиня. Одетая в розовое платье из текучего шифона, с мерцающим золотом на глазах и губах, она как ни в чем не бывало появляется здесь, как будто так и надо.

– Привет, дорогая, – щебечет Афродита.

Она даже не смотрит на Зелеса, который ее впустил. Просто оглядывает мою камеру, морща носик.

– Как все… тускло, – комментирует она. – Тебе, должно быть, так скучно.

Я справляюсь.

Она пронзает меня взглядом, искрящимся озорством.

– Буду рада подарить тебе ментальный оргазм мыслью о горячем мужчине, чтобы хоть как-то скрасить твой унылый день.

Зелес застывает на месте в дверном проеме.

Богиня стоит спиной к нему, так что ему не видна еще более озорная улыбка, играющая у нее на губах. Она нарочно крутит мозги даймону.

– Я скоро на Подвиг пойду, – замечаю я.

В голосе Афродиты звучит мурлыканье:

– Это лучший способ расслабиться перед битвой, какой я знаю.

Битвой? Это намек?

Она поднимает брови, выразительно глядя на меня.

Я прокашливаюсь, обходя застрявший в горле смешок:

– Нет. Но спасибо.

Она раздраженно дергает плечами:

– Я чувствую нереализованное сексуальное напряжение, тянущееся сюда от дома Аида через весь Олимп. – Потом богиня настойчиво и направленно смотрит на меня. – Ты уверена, что тебе не нужна моя помощь?

И бросает взгляд в сторону, намекая на Зелеса. Она хочет, чтобы он ушел.

– О… Ну… Наверное, мне не повредит…

– Прекрасно! – Богиня радостно хлопает в ладоши.

И тут прокашливается Зелес, на чьем бесстрастном лице царит выражение, самое близкое к ужасу и одновременно восхищению, на какое он в принципе способен:

– Я дам вам побыть… наедине.

Он пулей вылетает за дверь, и Афродита смеется, лицо ее полно искреннего веселья, а не чего-то, должного вызывать конкретную реакцию. По-моему, так она куда красивее. И настоящая.

Отсмеявшись, она окидывает меня взглядом.

– Зачем ты пришла? – спрашиваю я.

– Деметра.

У меня расширяются глаза. Это последнее, чего я ожидала, в основном потому, что мы с Зэем – единственные два человека, которые знают, что я через него пыталась связаться с этой богиней и просила прийти и поговорить со мной. Но понимание приходит довольно быстро, и я корчу гримасу:

– Она не придет?

Афродита делает паузу и качает головой.

– Она сказала, что зверушка Аида не стоит ее времени.

Упрямые, гордые, надменные божества. Странно, что у них вообще уши остались, они же их так часто отмораживают назло всем подряд.

– Почему ты хотела ее видеть? – спрашивает Афродита.

Я рассматриваю ее лицо, как она – мое секунду назад. Странно, но, кажется, я доверяю ей больше всех из богов и богинь. Возможно, даже больше, чем Аиду, учитывая его тайны и ложь. Может, потому, что она дала мне увидеть настоящую ее. Честно, я не уверена.

Но поделиться с ней таким секретом…

Я делаю глубокий вдох. Потом еще один. «Пожалуйста, пусть это будет верное решение».

– Персефона не умерла.

Вот. Я это сказала. Слишком поздно брать слова назад. Остался только путь вперед.

Глаза богини любви и страсти расширяются.

– Это невозможно, – шепчет она сквозь сомкнутые губы.

Мое сердце бьется сильнее от одной ее реакции. Я облажалась, когда сказала ей?

– Тебе лучше присесть.

Когда мы обе устраиваемся в креслах лицом друг к другу через стекло, я рассказываю то немногое, что я знаю.

– А царь богов может выпускать заключенных из Тартара? – спрашиваю я.

Между идеальных бровей пролегает легкая морщинка.

– Нет, – медленно говорит Афродита. – Единственный способ открыть Тартар – это задействовать всех семерых богов и богинь, что заперли там титанов. И даже ради Персефоны – не думаю, что мы сможем убедить всех семерых рискнуть и попробовать. – Морщинка углубляется. – Как она туда попала? – спрашивает богиня больше себя саму, чем меня. – И почему?

Потом она поднимает взгляд на меня, и замешательство сменяется задумчивостью.

– Ты собиралась сказать Деметре?

Я киваю:

– Диего – ее поборник. Он победит в Тигле, если выживет в этом Подвиге. Может, она сообразит, как использовать эту власть, чтобы вернуть свою дочь. Ты сама сказала: у Аида всегда есть план.

Аиду надо было все рассказать матери Персефоны, но это слишком в его стиле – держать карты при себе и пытаться исправить все самому.

– Я собиралась выменять эту информацию на обещание сделать Буна богом, – говорю я.

Она довольно мурлычет:

– Я знала, что ты не зря мне понравилась. – Потом ее лицо серьезнеет. – Почему сейчас? Зачем устраивать эти хлопоты, а не сказать ей самой после испытания?

– Потому что я могу не выжить, – говорю я. – А она имеет право знать.

Афродита кивает, плотно сжав губы.

– Но я все еще не знаю, что задумал Аид, – говорит она. – Открыть Тартар в одиночку опасно и невозможно.