Фантастика 2024-84 - Константин Давидович Мзареулов

звала укладываться спать, но мы никак не могли оторваться от разговора. Угомонились лишь часа в три, только потому, что я сам уже прогнал Петра спать, ему же с утра на службу.

Хоть и поздно легли, но выспался. Мне постелили на полу прямо в кухне, я сам попросил. Квартира у семьи Курочкиных хоть и была отдельной, но все же маленькой, однокомнатной. Петя еще вчера вечером пояснил, что квартира досталась от матери, которая была до самой смерти каким-то крупным партийным работником. Разбудили меня только в двенадцать часов, сделал это лично Петро.

— Вставай, соня! — Я открыл глаза и посмотрел на друга. Тот сиял от счастья и радости.

— Ты чего такой счастливый, как три рубля нашел? — буркнул я. Ага, я почти всегда бурчу по утрам, такая уж натура, но я абсолютно не злюсь, просто сам факт брюзжания нравится. Да знаю, знаю, что это многих бесит, но это привычка, еще с юности.

— Я отпросился на сегодня и завтра. До обеда все дела подчистил, что срочными были. У нас впереди два выходных дня. Чего хочешь делать?

Я встал с матраса, что постелили мне ночью супруги, и направился в туалет. Уже пройдя мимо Пети, я буркнул:

— В туалет схожу, можно? — и обернулся к другу. Тот не спускал глаз с моей спины и молча хлопал глазами.

— Я думал, что знаю все твои шрамы. Этих, — он указал на спину и руку, — я не помню.

— А, не бери в голову. Одним больше, одним меньше…

— Сань, это ж не об ветки в тайге… — тихо сказал Петя и тут же добавил: — Рассказывай! — Хоть тон у него и был приказной, я отмахнулся.

— Дай отлить, а? — Не дожидаясь ответа, я прошел в туалет и сделал свои дела. Затем неспешно умылся, придя в чувство.

Аленки дома не было, видимо, гуляет с дочкой. Усевшись вновь на кухне и осадив Петю уже своим приказным тоном, начал рассказ.

— Даже спрашивать тебя не буду, сдашь ты меня или нет, просто если ты это сделаешь, то меня просто посадят, а то и шлепнут.

— Сань, да мне по хрену, ты же знаешь! Служба службой, но ты мне дороже!

— Подслушать не могут?

— Мы же не в коммуналке! — успокаивающим тоном произнес Петя.

— Петь, я лечился, глаза почти не видели, даже после госпиталя в Москве. Там мне док один глаз немного вправил, но вот второй…

— Сань… — с упреком в голосе сказал друг.

— Петь, с сорок третьего я в Америке жил. Только приехал.

— Ни х… себе! — обалдел Петруха.

— Ага, только сильно не кричи. Там нашел хорошего врача, тот меня и залатал. Конечно, стопроцентного зрения нет, даже сейчас, но видеть я стал хорошо, а главное, ушли головные боли, что были сразу после ранения.

— А рука? Спина?

— Ох, длинная это история…

— Мы никуда не спешим!

Я начал рассказ, от которого у друга глаза лезли на лоб, и он постоянно меня перебивал.

— Как это в полицию поступил? Как на войну забрали? Какие острова? Какие японцы? — он завалил меня вопросами, на которые я последовательно отвечал. Чувствовал я себя в конце разговора как после допроса.

— Одуреть можно! Уехать из страны лечиться к буржуям, там на войну вернуться… Ты точно сумасшедший! Хотя я это и в Сталинграде замечал, когда ты один на фрицев ходил. А еще я замечал, что ты очень много знаешь! — Настоящий следак.

— Так, Петро, или ты убираешь «следователя», или я уйду на хрен! — строго оборвал я друга.

— Ладно-ладно, извини. Так как сейчас рука-то?

— Да как и у тебя! — я показал не сгибающиеся полностью два пальца, а затем, согнув руку в локте, указал и на то, как работает рука в целом. У Пети была почти та же проблема.

— Если бы кто другой рассказал, хрен бы я поверил, — заключил Петруха, — не вздумай только кому рассказать, сядешь наверняка!

— Тебе рассказал, — подмигнул я ему, — сяду?

— Дурак ты, старшина! — подвел итог Петя.

— Нет, — покачал я головой, — я офицер специального, противотеррористического отряда. Если на звания переводить, то примерно старлей, как и ты. Я там, в отделе этом, еще и за главного инструктора.

— Так же, снайпером? Глаза-то позволяют?

— Да нормально все.

— Я тогда чуть дольше в части задержался, только через неделю отправили, так слышал, что тебя к награде Нечаев представлял, не знаю, утвердили или нет. Но когда придут новые документы, то, думаю, узнаем. Я сегодня запросы сделал, побегать пришлось, скоро все бумаги будут у тебя на руках. Только нужно сфотографироваться.

— Нужно, значит, нужно, — пожал я плечами. — Чего делать будем?

— Пойдем гулять, я тебе город покажу? — Ага, а может, я тебе его покажу? Точнее, расскажу, что будет здесь лет через сорок-пятьдесят? Смеялся я в душе, конечно, но гулять согласился.

— Идем, конечно, заодно и поговорим… — произнес я так загадочно, что Петруха вперился в меня своим ментовским взглядом с еще большей силой.

— Ты мне что-то хочешь рассказать? Я имею в виду то, что ты мне не стал говорить там, на фронте, а ведь хотел, я по глазам видел!

— Да, не буду скрывать, очень хотел. Петь, ты помнишь мою историю о появлении в составе группы окруженцев?

— Ну… — Петя как-то напрягся.

— Расслабься, не засланным я был, успокойся, — похлопал я друга по плечу. — Тут другая история…

— Пойдем на лавочку, — мы уже вышли из дома и Петя указал мне в сторону набережной.

— Идем, — кивнул я.

Усевшись на лавочку, надо же, а ведь они здесь простоят как минимум лет сорок, только доски менять будут, сами-то лавочки литые, из чугуна, мы продолжили наш разговор. Я не знал, как начать, с чего, поэтому ляпнул то, что показалось на тот момент подходящим.

— Хорошие лавочки.

— Да, красивые. Их еще при царе установили, так и стоят. — Вот, друг сам мне помог.

— Ага, еще лет сорок точно простоят, — улыбнулся я.

— Ну, а почему бы и нет, наверняка простоят, — Петя не «въехал» в мою «игру» и просто поддакивал.

— Вот именно, Петь, что не наверняка, а точно простоят, — меня смешил этот разговор. Два человека, крепко подружившиеся на фронте и не видевшиеся очень давно, сидят и разговаривают о лавочках.

— Да нехай себе стоят, о чем ты вообще? — и тут что-то блеснуло в глазах у друга. — О лавочках это для начала, да?

— Помнишь, как тебя интересовало то, когда кончится война?

— Да я бы по-другому сказал, — скривился друг, — помню, как ты, довольно равнодушно так, сказал мне как-то, ранили тебя тогда в очередной раз, что