Слово и дело - Игорь Черемис

***

Полковник Чепак нашел наш коллектив в курилке – парни решили присоединиться к гитаристам, как они нас называли между собой; младший Макухин так и сидел в своем сценическом костюме, только маску стянул и крутил её в руках. Мы не разговаривали. Про необходимость на смотре украинского языка был в курсе только Сава, и я чувствовал некоторую неловкость перед «танцорами», которых фактически использовал втемную.

Чепак подошел, сел на освобожденный одним из следователей стул и требовательно протянул руку. Первым сообразил Сава, который ловко вытащил из кармана пачку своих «стюардесс» и протянул её полковнику. Тот взял одну сигарету, покрутил в руках пачку и вернул её, не сказав ни слова. А потом исподлобья посмотрел на меня.

– Предупреждал меня Юрка, что ты артист, но я не верил, – наконец сказал он. – Теперь вижу – прав он был. На сто процентов прав!

Юрка – это Юрий Владимирович, только не Андропов, а Денисов, вряд ли у Чепака были какие-то близкие отношения с нынешним председателем КГБ СССР, кроме чисто служебных, да и то не факт. Ну а о том, что они с Денисовым про меня вели какие-то разговоры, я догадывался – и мои подозрения получили явное подтверждение. Любой начальник в таких условиях должен позвонить на предыдущее место работы и поинтересоваться, насколько проблемный сотрудник ему достался. Поэтому я и не скрывал ничего во время «пьяного» разговора с Чепаком, а говорил, как есть – и, возможно, моя откровенность добавила мне несколько очков в его глазах.

Правда, я не понимал, какие претензии к нам могут быть после сегодняшнего выступления. Насколько я слышал, хлопали нам не хуже, чем двум подряд «Галям», никто в зале не свистел и не улюлюкал в праведном гневе – впрочем, ожидать подобного поведения от генералов, наверное, вообще не стоило, а аплодировали они по инерции, не сразу уловив, куда дует начальственный ветер. Впрочем, Чепак не выглядел расстроенным, а это тоже был показатель какого-никакого, но успеха нашего номера.

– Нас там ругают? – всё-таки спросил я, поскольку полковник, кажется, ждал этого вопроса.

– Нет, – он покрутил головой, словно ему сильно жал на шею воротник форменного кителя. – Не ругают.

– Это же хорошо? – рискнул встрять Макухин.

Чепак посмотрел на него таким взглядом, что я бы на месте Рудольфа превратился бы в жабу и упрыгал по своим делам.

– Рано судить, – жестко ответил полковник. – Сейчас комиссия обсуждает, скоро будут результаты. Так что вы тут не рассиживайтесь... а то получится так, что вас без вас женят.

Пожелание начальства – закон для подчиненных. Поэтому мы послушно затушили сигареты и побрели обратно за кулисы, хотя находиться там было много хуже, чем в насквозь прокуренной курилке.

***

Комиссии потребовалось не полчаса, а целый час, чтобы обсудить все выступления и выбрать тот единственный коллектив, который был признан достойным представлять Украину на всесоюзном смотре. Насколько я помнил, туда приезжали не только представители союзных республик – видимо, смотр на пятнадцать ансамблей был признан слишком маленьким. Поэтому к украинцам, грузинам и прочим русским добавляли национальные автономии – правда, я совершенно не представлял, как проводят отбор какие-нибудь эвенки или адыги, у которых в местных управлениях работает ровно столько сотрудников, сколько нужно на один коллектив. Впрочем, это их трудности, а то, что они победят, никто и никогда не обещал. Но, думаю, на это они и сами не рассчитывали.

Непростую функцию объявления победителя взял на себя сам глава украинского КГБ Федорчук, но текст он читал с бумажки – то ли сам набросал какие-то