Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий

Юрий Петрович Зарецкий

Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги

Памяти моих родителей, Петра Семеновича и Ольги Владимировны

Слово к читателю

Читатель, взявший в руки эту книгу, задастся вопросом – почему она опубликована в серии «Микроистория»? Ответим ему.

Имя Ильи Копиевского знакомо далеко не каждому. Известен он в основном тем, что печатал за границей некие первые учебные книжки на русском языке. Поэтому без упоминания имени Копиевского обычно не обходятся труды по петровским реформам в области образования. Если вы познакомитесь с биографическими данными об этом человеке, то решите, что он был личностью противоречивой, если не сказать малоприятной. К тому же большинство его автографов, сохранившихся в архивах, – это челобитные и жалобы.

Он, безусловно, был неудачником. А истории про неудачников, как известно, не пишут. Однако ему в этом отношении повезло – появился исследователь, который обратил на него внимание! Причем он не попытался сделать из неудачника героя, а перевел рассказ о нем в область микроисторического анализа. В результате Илья Копиевский представлен в книге как «нормальное исключение»: с одной стороны, человек вполне обычный, с другой – совершенно исключительный. Юрию Зарецкому удалось показать, что это был просветитель, сделавший первый шаг в реализации проекта Петра I по массовому изданию учебной литературы. Первый шаг бывает обычно неудачным, его стараются скорее забыть, но без него не было бы и следующих…

За просьбами и сетованиями Копиевского в архивных документах Зарецкий увидел драму маленького человека, ввязавшегося в глобальную реформу российской средневековой культуры, надеявшегося на сотрудничество с верховной властью, которая его сначала к себе призвала, а потом старалась не замечать. Тем не менее он упорно трудился, надеясь, что его труды принесут великую пользу «славянороссийскому народу». Оправдались ли эти надежды? – задается вопросом автор книги. Его поиск ответа в ней оказывается долгим и сложным, превращаясь в многогранное исследование. Именно в силу этой многогранности книга строится не совсем привычным для традиционных биографий образом.

Автор начинает рассказ со знакомства с изданиями Копиевского. У него возникают вопросы, он ищет на них ответы. Один вопрос рождает следующий, потом еще и так далее. По такому извилистому пути Зарецкий и ведет читателя, только ближе к концу подводя его к рассказу о жизни главного героя. Здесь ему удалось найти новые источники и проследить очень непростую биографию этого человека. Каждый из этих источников автор рассматривает чрезвычайно пристально, стремясь максимально раскрыть стоящие за ними смыслы и одновременно делясь с читателями своими гипотезами и сомнениями, погружая их тем самым в «плотное описание» исследуемого объекта.

Микроисторический подход, предложенный в книге, создает впечатление, что ни одна деталь биографии Копиевского, ни один из нюансов содержания его переписки, ни одна из сторон его трудов по созданию первых учебников не были в ней пропущены и все были осмыслены. Но это лишь одно, что обращает на себя внимание. Главное, что ее автору удалось совместить два разных плана: жизнь конкретного человека, поставленную на службу гигантским планам Петра, и ставшие ее результатом печатные учебные книги, которые читались во всей России на протяжении не одного десятилетия. Здесь уместно сказать и еще об одной микроисторической перспективе этой работы. Записи на полях некоторых экземпляров этих учебников дали ниточки, потянув за которые автор смог узнать о людях, читавших книги Копиевского. Так, прослеживая перипетии жизни и деятельности Копиевского, не упуская ни единой улики, он открывает перед читателем новые неизведанные стороны эпохи петровских преобразований.

Редакторы серии «Микроистория»

От автора

Смыслами я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла.

М. М. Бахтин 1

Эта книга появилась до некоторой степени случайно. Несколько лет назад, когда я занимался совсем другими историческими сюжетами, на одном из сайтов мне встретился титульный лист старого русского издания с необычным названием: «Введение краткое во всякую историю по чину историчному от создания мира ясно и совершенно списанное». К этому названию в соответствии с обычаем времени был добавлен пространный подзаголовок. Он указывал на адресатов книги и ее предназначение: «Сей же есть благородным юношам первейшей степени истории и всех премудрых летописцов хотящим читати, читающим совершенно познавати, познавшим благоразумно о всех древних деяниях размышляти, разсуждатати и проповедати». И так же в соответствии с обычаем тех лет за этим подзаголовком приводилось имя правителя, по волеизъявлению которого книга печаталась: «Издана же сия книга по указу пресветлейшаго и великаго государя нашего, царя государя и великаго князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца». Дальше шли ее выходные данные: сначала год на латыни (Anno 1699), затем уточненная дата на русском (очевидно, указывающая на день начала печатания книги) и название типографии: «Напечатася в Амстеродаме в лето от воплощения Бога Слова [1699] в [10] день Месяца Априлия в Друкарни Ивана Андреева Тесинга»2. Вопреки моим ожиданиям, имени автора на титульном листе не было, однако, эта загадка быстро разрешилась: во всех каталогах и библиографических справочниках им значился некий Илья Федорович Копиевский или Копиевич (1751–1814), о котором я тогда ничего не слышал.

Но вернемся к титульному листу. Специализируясь по роду своей профессиональной деятельности на всеобщей истории, я без труда догадался, что странное определение «всякая» здесь следует понимать именно как «всеобщая». И тут сразу же стали возникать вопросы. Неужели это был первый печатный обзор всеобщей истории на русском языке? Почему я ничего не знал о нем раньше? Почему он не упоминается в исследованиях по русской историографии? Как была представлена в нем всеобщая история? И конечно, кто был этот Копиевский, составивший его по воле русского царя? Сюжет получался вроде вполне микроисторический, но дальше что-то пошло не так.

Взволнованный своим открытием, я тут же показал титульный лист «Введения» специалисту по русской истории XVIII века, искренне надеясь, что он легко разъяснит мои недоумения. Однако его реакция меня скорее озадачила: вместо ответов на свои вопросы я почувствовал в ней нечто вроде вежливого безразличия. Вполне, впрочем, понятного, поскольку коллега был целиком погружен в проблематику собственных исследований, лишь отдаленно связанную с моим вопросом: «А-а-а, это типография Тессинга, ну, об этом много чего написано». Получив примерно такие же ответы от нескольких других