Легко ли быть праведным? - Геннадий Кузьмич Дмитрин

Легко ли быть праведным?

БАБКА МАРЬЯ ДЕЙСТВУЕТ

С некоторых пор в пригородном поселке с поэтическим названием Самстрой стали твориться ужасные вещи. В порядке роковой очередности чьей-то таинственной рукой были обстрижены догола почти все местные коты и кошки. Бедные животные со стыда и отчаяния покидали родной кров, приводя в полнейшее недоумение своих хозяев. Все терялись в догадках: кому и зачем вдруг понадобилась кошачья шерсть, да еще в таких значительных количествах.

На поиски ключа к зловещей тайне были брошены лучшие силы из числа самодеятельных Шерлоков Холмсов в возрасте от 6 до 12 лет. С помощью дедуктивного способа им удалось установить наличие странной связи между числом жертв среди кошачьего поголовья и густотой потока туристов, зачастивших зачем-то в этот рядовой поселок. Паломники приезжали сюда на «Волгах», газиках, рейсовых автобусах и прочих вполне современных видах транспорта. Даже на мотороллерах. Правда, оперативное наблюдение показало, что никто из паломников собственноручно заготовку кошачьей шерсти не производил, а влиял на рост жертв каким-то косвенным путем.

Внимание сыщиков в конце концов привлекло то обстоятельство, что среди всех достопримечательностей поселка туристов интересовал лишь дом бабки Марьи Охапкиной. Вызвал подозрение и другой странный факт — из трубы бабкиного дома круглосуточно, как из хорошей кочегарки, валил густой черный дым. Без особого труда сыщики установили, что дым этот мерзко смердил жженой шерстью. Кошачьей! Так была раскрыта зловещая тайна. Бабка во всем призналась.

Но, как выяснило следствие, лишая кошек волосяного покрова, Марья Охапкина руководствовалась самыми благими побуждениями. Она действовала в интересах человечества. Марья специализировалась в области такой актуальной проблемы, как возвращение заблудших мужей, женихов и прочих добрых молодцев к их любимым подругам, подведя под это дело прочную сырьевую и технологическую базу. Все свои творческие силы она отдала делу привораживания, отвергнув такие несовершенные подручные средства, как гуща кофейная, бобы и т. д. Марья поила клиентуру новейшим приворотным зельем — настоем жженой кошачьей шерсти на этилированном бензине. И клиентура пила — на горе домашним животным. И выкладывала хрустящие бумажки согласно железной бабкиной таксе. На что только не идет человек ради семейного счастья!

Раскрытие тайны не внесло, однако, изменений в бабкину жизнь. Она по-прежнему находилась в первых рядах активных вкладчиков ближайшей сберегательной кассы. По-прежнему валил густой черный дым из трубы бабкиного храма, потому что представители местной власти никак не могли решить, по какой статье уголовного кодекса привлечь бабку к ответу. За какое преступление? Вот разве за стрижку чужих котов? Так статьи такой в кодексе нет. Нет и все. А на ура бабку не возьмешь. Положеньице!

Но сложная эта штука — жизнь, и как круты, неожиданны порой ее повороты. Подобралась все же и к Марье беда, только совсем с другого края. Денно и нощно занятая праведным делом, пребывая в неусыпных заботах о чужом семейном счастье, она ослабила бдительность и выпустила из-под контроля своего собственного супруга. Безнадзорный Охапкин за это время успел протоптать тропку ко двору соседней вдовухи-молодухи, в обществе которой приятно проводил свой досуг.

Надо отдать должное бабке Марье — она попыталась урегулировать конфликт мирным путем. Но только ее обращения к стыду и совести супруга, а также к его седеющей бороде — успеха не имели. Обстановка приняла критический характер. И тогда бабка Марья решила действовать. Уж кто-кто, а она-то знала, как надо действовать в таких случаях. Прежде всего с помощью суковатого орудия Марья показала своему любезному супругу так называемую кузькину мать. В профиль и анфас — по всем правилам рукоприкладства. А затем подала заявление по месту работы благоверного. Только и всего.

Местный комитет сурово осудил аморальное поведение члена профсоюза Охапкина и обязал его в трехдневный срок восстановить супружеские отношения с Марьей Охапкиной. Грубая физическая сила в сочетании с общественным воздействием вернули Охапкина на стезю добродетели. Мир был восстановлен. В воздухе снова мерзко запахло жженой шерстью.

ЛЕГКО ЛИ БЫТЬ ПРАВЕДНЫМ?

Принято полагать, что произведения искусства доставляют людям радость. Но однако нет правил без исключений.

Когда ящик вскрыли и двухметроворостую статую освободили от предохраняющей ее мешковины, сердце директора кулинарного училища Воробушкина остановилось. Он сразу с первого взгляда понял, что эта встреча с миром прекрасного сулила ему одни неприятности. Перед ним во всей своей первозданной красе стоял Аполлон Бельведерский.

Произошла одна из тех нелепых ошибок, которые, будучи сами по себе не слишком огорчительными и легко поправимыми, в каком-то единственном конкретном случае приводят к драматическим последствиям. Сейчас был именно такой случай. Вместо заказанной скульптуры «Студент-отличник» головотяпы из художественной мастерской заслали в кулинарное училище легкомысленного, несмотря на все свое классическое происхождение, грека.

Педагогическое целомудрие ученого кулинара было шокировано фиговой заплаткой гражданина Бельведерского. Но самое ужасное заключалось в том, что Воробушкина тоже звали Аполлоном. Аполлоном Петровичем. Это была память о несбывшихся маминых надеждах. Увы, по линии мужских достоинств Воробушкин не мог соревноваться со своим знаменитым тезкой. В этом плане он проигрывал решительно по всем статьям. В силу подобных обстоятельств присутствие Бельведерского в стенах училища неизбежно создало бы анекдотически двусмысленное положение, убийственное для делового авторитета директора. А авторитет надо беречь.

Первым побуждением Воробушкина было скомандовать: немедленно отправить Аполлона обратно. Но он вовремя одумался. Взял себя в руки. Дело в том, что Воробушкин на досуге почитывал газеты. А в газетах не так уж редко предавались фельетонной анафеме те деятели просвещения, которые пытались с помощью подобных крутых мер оградить молодую поросль от созерцания всех этих Афродит, Венер и Кипарисов. Воробушкин оказался между двух обжигающих огней. Но он не был героем. И не хотел быть им. Тем более не хотел стать героем фельетона. Из принципиальных соображений. И потому, терзаемый сердечной болью, отдал распоряжение задвинуть Аполлона в дальний угол и оставить там в покое.

Эту ночь директор провел в училище. Когда пробило двенадцать часов, он вышел из своего кабинета и приблизился к безмолвной статуе. Чувствительная душа Воробушкина не могла смириться с мыслью, что этот другой Аполлон — его тезка — гол! Он бережно