Рай осиновый - Амир Рамилевич Сабиров

Амир Сабиров

Рай осиновый. Стихи

© ООО "Лира", 2024

Голос, который не подделать

Амир Сабиров – тот самый случай, когда о поэте можно сказать: рождён этой войной. До так называемой СВО такого стихотворца не существовало.

В отличие от иных русских поэтов, ставших столь важными для страны в эти дни, в эти годы.

Игорь Караулов и Алексей Остудин в нашей поэзии были давно: две-три войны назад они уже писали. И Марию Ватутину мы знаем не первое десятилетие.

Анна Долгарева и Анна Ревякина успели выпустить по несколько поэтических книжек до этой войны. И Александр Пелевин, конечно же, тоже. И Семён Пегов успел дебютировать до.

Сабиров же родился в 2003 году (8 ноября). Когда в Киеве начался Майдан, ему только-только исполнилось 10 лет.

Война шла-шла-шла, а он рос-рос-рос.

Русский татарский мальчик из Омска взрослел, и всё это время его дожидались украинские степи.

Отец его – Рамиль Галиахметович – художник и кузнец. Мама – Эльмира Султановна – преподаватель русского языка и литературы.

Амир учился в омской гимназии, некоторое время служил в драматическом Лицейском театре. Поступил на филфак, но, отчислившись, ушёл добровольно на срочную службу, а затем, опять же по собственной воле, отправился в зону СВО по контракту. Воевал в составе разведроты.

После полутора лет в разведке перевёлся в Росгвардию: новое его подразделения – полк специального назначения «Оплот».

Сабиров, конечно же, что-то пытался сочинять ещё до войны. С таким отцом, с такой матерью, служа в театре, читая поэзию в огромных количествах, взрослея, наконец, – как было не попробовать себя?

Пробовал, спотыкался.

Но собственный поэтический голос разом сложился у него в 2022 году. Где-то под Кременной.

Я не знаю, сможет ли впоследствии Амир Сабиров преодолеть влияние и инерцию этой войны и своего раннего сокрушительного опыта. Допускаю, что нет. Но, в сущности, это и неважно. Куда более важно само нешуточное событие: у нас явился настоящий поэт, видевший войну не снаружи, а изнутри. Поместивший в русскую поэзию все её многочисленные приметы.

Он знает военный быт. Он слышал речь своих сослуживцев и своих командиров. (И смог её передать.)

Он перенёс (причём дважды!) все сезоны украинской погоды – и не только на спонтанных базах и в прочих местах временной дислокации, а в блиндажах и окопах. Когда вокруг беспросветная сырость или несусветный холод. И когда жара – тоже.

У него очень много природы, потому что жизнь выволокла его – на природу, в так часто упоминаемые им лесополосы (т. н. «лесополки») и на городские пустыри (когда город вокруг стремительно обращается в природу, во прах).

Стихи Сабирова на первый взгляд могут показаться как бы спутанными, несколько странными. На самом деле Амир таким экспрессионистским способом достигает удивительного эффекта присутствия, а в конечном итоге точности – недосягаемой для тех, кто всё это не прошёл сам.

Да, эти стихи безусловно юношеские (как будто это недостаток!) – но здесь ровно тот случай, когда у нас и не было бы никакого другого способа узнать, что именно ощущает восемнадцати-, а затем девятнадцатилетний парень, угодивший на войну, в самые её жернова.

Это – никто не перескажет, не переврав.

Эти стихи – соразмерны человеку и его голосу.

Соразмерность и органичность – то, чего так не хватает нашей поэзии.

Пишущие люди вокруг слишком часто рядятся в одежды не по размеру, не по чину, не по опыту.

А Сабирова одела страна, и он пошёл: в строю, но не только как часть строя (и это его не унижает), а как единственный на весь свет – человек, боец, солдат – с уникальным поэтическим зрением.

В поэзии Сабирова слово равно автору.

Сабиров старательно, на слух, ловит эмоцию, пытаясь дать не только (и не столько) её смысловую суть, сколько её звучание. Отсюда – такое количество удивляющих прилагательных и неожиданных (а порой кажущихся даже абсурдными) сравнений.

Я попросил Сабирова перечислить его любимых поэтов. Он сказал: Жуковский, Пушкин, Мандельштам, Исаковский, Семён Гудзенко, Борис Корнилов, Рильке, Ли Бо, До Фу в переводе Гитовича, Денис Новиков…

Державина (я ждал именно это имя) не назвал.

Но эта сабировская размашистость – когда слова берутся не по одному, а как бы пригоршней – роднит Сабирова именно с Державиным.

(С другой стороны, он мог расслышать Державина через Мандельштама.)

Сабиров не выдаёт себя ни за кого другого (ему более чем достаточно самого себя, своего реального, а не выдуманного креста), не старается выглядеть старше, не мудрствует.

Он почти не пытается понравиться.

Чаще всего это (желание понравиться) просто не волнует его. Он видит смерть. Он хочет жить. И это вам не шутки. Это не слова. Это реальность. Чтобы это осознать, надо дорасти.

Сабиров писал военные свои стихи, вообще не надеясь на их публикацию, и лишь отправлял отцу, чтоб не пропали (вместе с ним самим: всякое случается).

От отца эти стихи и пришли ко мне.

И со мной случилось то самое (вопреки всему происходящему) радостное озарение: ну вот, наконец-то!

Мы должны быть благодарны судьбе, что Амир Сабиров разыскал собственные слова, собственные краски для того, чтоб показать, как там было на самом деле.

Поэтический образ, как известно, может оказаться долговечнее и очерка, и кинематографической документалистики.

В случае Амира Сабирова я уверен: эти стихи останутся. Ни одна честная антология без них не обойдётся.

Мне очень дорог чуть заговаривающийся голос этого уставшего, совсем юного, но по-настоящему сильного и удивительно одарённого человека. Я полюбил этот голос. Он кажется мне родным.

Захар Прилепин

Рай осиновый

«Над белой пропастью глухой зимы…»

Над белой пропастью глухой зимы

найди меня, ни тень не отпуская;

горчит любовь, углём нанесены

исчезнувшие контуры сарая,

полуразбитый дом сопит резьбой,

и постовые мнутся возле окон —

то не стихи, а на крови судьбой

помаран ночи лунной локон.

Я из колодца подниму ведро,

наполненное щепками, извёсткой,

и спрятана луна за дымоход,

безлюдный освещая перекрёсток.

2023

После «выхода»

I. «Эти люди…»

Эти люди,

уставшие, голодные,