Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях - Наталья Александровна Селиванова

— Вы могли бы сформулировать художественную концепцию «НЮ»?

— «НЮ» — это психологический слепок, отпечаток, если угодно, нашего времени. В слове, фотографии, дизайне. Судя по четырем номерам, мне кажется, нам многое удается. В журнале несколько тетрадок. «TERRA поэзия» — здесь представляются поэты, как наши, так и зарубежные, ранее читающей публике неизвестные. «Новые территории искусства» — это авангард в живописи и в графике. Так, в 5-м номере мы познакомим читателей с замечательным художником-карикатуристом Леонидом Тишковым.

Мы прекрасно понимаем, как трудно «иногородним» пробиться в столичную печать. «Пошла писать губерния» — тетрадка, в которой мы печатаем трех авторов-не москвичей — поэта, прозаика, эссеиста. Кроме того, «И.Т.Д.» включает в себя избранные тексты 90-х. Здесь мы публикуем молодых авторов, но уже заявивших о себе с обязательной оценкой критика.

По существу, все что могло случиться в русской литературе XX столетия, уже произошло.

Полагаю, что сказать нечто новое в отечественной словесности смогут те, кому сегодня 10–15 лет. Образно говоря, литература подустала.

— Сейчас нередко приходится слышать, что в литературу вошли хорошо образованные люди. Но их творчество не отражает личный опыт самого автора.

— Это верно. Читая рукопись, иногда трудно понять возраст человека, его занятия в жизни, что он вообще хочет сказать. То есть текст хранит огромный пласт культуры, и это действительно новый признак современного искусства, но личность самого писателя не чувствуется. Мы же по российской традиции в искусстве ценим личностное начало. Я думаю, что крупной фигурой в литературе станет тот, кто, освоив массу знаний, забудет о них, зато протащит свое «я» на каком-то другом уровне. В США, наоборот, есть школы, в которых поэта в его же стихах не должно быть вообще. Он абсолютно растворен в поэтическом потоке — такова задача. Почему? Потому что, по мнению создателей, личностное «я» разрушает гармонию мира. Когда-то Матисс точно сказал: «Хочешь стать живописцем, вырви себе язык». То же самое относится, как ни странно, к поэзии и к прозе. Понимаете, вся твоя натура, страсть, эмоции, любовь к миру или, наоборот, ненависть к нему должны быть выражены в тексте. Мне часто не хватает темперамента, живой жизни, крови горячей в новом поколении. Притом что все вроде бы грамотно и даже имеет некую художественную ценность.

— Кто финансирует «Новую юность»?

— Увы… Нам помогает федеральная программа Министерства печати России, но эти средства идут на покрытие бумаги и типографских услуг. Зарплату сотрудникам платить не можем. Поэтому я благодарен коллегам за их в общем бескорыстную работу и моральную поддержку.

ГАЗЕТА УТРО РОССIИ

02.06.1994

Вячеслав Пьецух: Любовь — не тема для писателя

Редакция любого литературного журнала занята не столько формированием портфеля, сколько поиском средств на его существование. «За полтора года, которые я имею честь возглавлять „Дружбу народов“, преимущественно этим и занимаюсь», — начал наш разговор писатель Вячеслав Пьецух.

— Слава, а как вы оказались в кресле главного редактора?

— Представьте себе, выбрал коллектив.

— А до этого «рокового» шага служить приходилось?

— В течение 10 лет я был обыкновенным учителем истории, не помышлявшим о литературной карьере. Серьезно занялся писательством уже ближе к 30 годам. Хотя еще в первом классе на ученической тетрадке вывел слово «книжка» и, видимо, излил душу. В конце 70-х в «Сельской молодежи» заведовал литературной консультацией. Словом, читал рукописи графоманов.

— Ваша первая публикация — рассказ «Частные хроники» в альманахе «Истоки», написанный в хорошо знакомой по книгам «Алфавит», «Веселые времена», «Я и прочее», «Новая московская философия» иронической манере. Понимаю, что вы исследуете русскую натуру с доброй улыбкой. Но чем объясняется раз и навсегда выбранный насмешливый тон повествования?

— Признаться, никогда не вставал на гордо своей песне. Это как в случае с походкой. Бог знает, откуда она берется. Русский характер — тема в самом деле богатейшая и неисчерпаемая. В отличие от Достоевского, устами Ивана Карамазова сказавшего: «Настолько широк русский человек, что я бы его сузил», я бы не стал этого делать никогда. Ведь русская натура вмещает в себя все качества, которые только возможны в рамках человеческого существования. Отсюда — бесконечные возможности для писателя.

Известны два взгляда на Россию. Условно говоря, патриотический и трезвый. И то, что музыку в нашей стране заказывали патриоты, меня нередко раздражает. Я стремлюсь показать какое-то явление без впадания в пафос, в более полном его объеме. Однако ощущаешь себя словно меж двух огней — сознавая, что, с одной стороны, нет более бедной и несчастной страны, чем Россия, и, с другой — нет более оголтелого, беспардонного, пьяного и безмозглого человека, чем русский. Эти крайности, вступая в реакцию друг с другом, порождают громокипящий куб, который в результате испаряет тот самый, ернический тон.

— Кстати, о пьянстве. Как вы думаете, почему борьбе с «зеленым змием» успех не грозит?

— Увы, безделье и бессмысленная тягомотина под названием «жизнь» — вот, по-моему, главные источники вечной тяги к алкоголю. Нормально трудиться в России не выходит, так как на одного трудящегося приходится минимум пятеро, которые мешают ему работать. Это константа, не зависящая от формы власти. Кто бы ни управлял Россией, хоть американцы, которыми стращали нас коммунисты (не приведи Господи, конечно), через два месяца все они сопьются, техника у них перестанет работать, а пушки — стрелять.

Итоги выборов 12 декабря еще раз убедили цивилизованный мир в непредсказуемости русских. Теперь о приходе к власти фашистов говорят, как о вполне возможной реальности.

— Вы согласны с выражением «фашизм — это крайняя форма демократии»?

— Фашизм, как правило, апогей народовластия. Сами люди выбирают быдло, которое обещает им работу, хлеб, пиво, женщин, всем сумасшедшим — по сумасшедшему дому, смутьянов — в концлагеря и т. д. И, главное, победитель приводит с собой публику, равную себе. Необразованную, лицемерно провозглашающую глубоко общинные добродетели, например, верность идее, строгость в жизни и уважение к порядку, способность к самопожертвованию ради очередной догмы. Задача культурной элиты любого общества — не дать «добродетелям» развиться и вылиться в способ бытия по принципу племенного устройства. Такой финт истории в конце XX века, после всех ужасов второй мировой войны, — конец для России.

— Какой вам видится судьба России на перекрестке Запада и Востока? Сможет ли она, как полагает Василий Аксенов, стать частью христианской цивилизации Запада?

— Интерес всякого культурного человека на Западе к России вызван в первую очередь ее уникальностью. Как говорится, что русскому