Карты, деньги, два клинка. Том 2 - А. Байяр

Из ответных слов некоего Ваккаса я понял лишь то, что нам гарантируют беспрецедентную скидку в пять процентов и, похватав наши наполовину пустые бурдюки, торгаш скрылся в доме. Доме, который также выделялся на фоне облезлых хижин, ютящихся чуть поодаль.

Да, люди равны между собой. Об этом кричат на каждом углу, особливо противники распространения эльфов и хаббов по материкам. Но кто-то всё равно будет равнее.

В Скардии рабство считалось вне закона. Были лишь работники, которым не всегда платили по чести. Ну и рабы, которые так или иначе плодились, благодаря развитой сети работорговцев. Несмотря на нелегальность подобной деятельности, на трудовые ресурсы спрос имелся всегда, и на долю «Юстициус» частенько выпадали облавы на любителей заковать свободного человека в цепи. Был бы спрос, а предложение… предложение рано или поздно найдется, если сделка сулит непомерную выгоду.

— Господин Марк… — тихонько подал голос Саймон, но я даже не взглянул на него. Уставился на бедолаг, которые пялились на меня в ответ, приобняв детишек и прижав к себе. — Осторожнее.

— Это рабы? — на всякий случай уточнил у Динара, и тот блаженно осклабился.

— Ну… кто не без греха, благородный господин? Зато гляньте, как хорошо им здесь живется! Крыша защищает от солнца, вода — от жажды. Уже давно сгинули бы в пустыне, если бы Ваккас не был к беднякам столь милосерден.

— Про работорговлю в Аравийской Империи вы ни словом не обмолвились, — подметил я.

— А на кой-вам, господин Маркделецкий, сведения такого рода сдались? Зарабатываете-то вы поди прилично, и приличных людей на службу себе нанять можете. Так по что вам всякий сброд?

— Сброд? — подключился Лука к обсуждению, смерив хабба презрительным взглядом.

— Они вкалывают с утра до ночи, не страшась самой грязной из работ, и получают за это лишь крышу над головой, пару глотков воды и десять ударов бичом? — следом возмутилась Анна-Мария. — Неслыханный произвол.

— Ну, знаете ли, благородная госпожа, при всем моем уважении к вам, работа у каждого своя и!..

Но эмоционального пика наша дискуссия не достигла по той простой причине, что хозяин владений на территории оазиса объявился на пороге дома с полными бурдюками воды. Засеменил к нашим верблюдам, путаясь в полах своего одеяния, и торжественно вручил Динару товар. Тот, лепеча что-то на аравийском, отсчитал ему несколько купюр.

Внезапная сделка состоялась. И теперь бичевание нерадивого раба можно было продолжить с прежним тщанием.

— Мир твоему дому, Ваккас, а нас ждет… — что-то там дальше на аравийском, — … Джакард!

— Счастливого пути! — с жеманной улыбочкой проводил он нас восвояси.

Однако я уходить отсюда не спешил. Просто мне нужен был повод. Веский повод, чтобы остаться.

Вот Ваккас вразвалочку вернулся к столбу, гаркнул что-то провинившемуся мужику, и замахнулся бичом…

Удар! Звук прогулявшейся плети по загорелой коже спины, и одновременный резкий выдох остальных рабов. Детям прикрыли глаза.

— Господин Маркделецкий! — прикрикнул на меня хабб, оборачиваясь. — Поторопились бы вы, иначе мы вас потом навряд ли в пустыне отыщем.

Еще один удар! На этот раз мужчина издал сдавленный стон, но стиснул челюсти и покорно продолжил терпеть. А я заиграл желваками и сжал поводья до побелевших костяшек. Разве уважаемый себя юстициар может пройти мимо подобной несправедливости? И не важно, возьму ли я заказ на это или вмешаюсь задаром.

Рабство — это грязь. Грязь, от которой надобно избавляться, чтобы не плодить людей с искалеченной судьбой.

— Чего вы там застыли? — снова подал голос Динар, останавливаясь и подмахивая мне рукой. — Пойдемте же, благородный господин! Это их дело! Но ни в коем случае не наше, и уж тем более не ваше!

Прозвучал третий удар. Отозвавшийся звоном в моих ушах и окончательно переполнивший чашу терпения. Нет, так дело не пойдет. И пусть я хоть трижды останусь не прав в глазах местных жителей, законы справедливости и морали едины для всех.

Спрыгнув с верблюда, неспешным шагом я направился к Ваккасу, по пути разминая шею. Заслышав мои шаги, рабы развернулись ко мне вполоборота. Страх отразился на их лицах, и они крепче прижали к себе детей. Вероятно, приняли меня за лицо, заинтересованное в покупке одного из них. Не желали расставаться с детьми. Вдруг, я решу взять мать, а ребенка оставить сиротой на попечении этого вот хрыча.

Но как только я приблизился, расступились передо мной в стороны, образуя коридор. По нему я и прошел, шаг за шагом сокращая расстояние с хозяином.

За это время он успел сделать еще пять ударов. Ровно пять. Я считал. И когда подошел к нему вплотную со спины, знал, что восемь ударов клинком под ребра он уже не переживет. Что ж, это был его личный выбор. Боги, если они и впрямь существуют на земле, смотрят на меня сейчас и делают выводы. Пусть делают, ведь мое дело — правое.

Когда я обхватил Ваккаса за шею, тот вздрогнул от неожиданности и выронил бич. Хотя он ему больше всё равно не понадобится. Правый клинок взлетел в воздух и впился в заплывшую жиром плоть.

Первый удар, второй, третий.

Я наносил их резко, твердой рукой.

Четвертый, пятый, шестой.

Наносил их наверняка. Всаживая лезвие как можно глубже.

Седьмой… и восьмой.

Отпустил захлебывающегося кровью Ваккаса, и тот плашмя рухнул на землю под ноги того, кому досталось восемь ударов бичом. Ведь пусть все мы равны, кто-то всё же равнее. И раз уж плетью наказывают рабов, для их хозяев вполне подойдет кинжал.

Глава 5

Я старался сохранять хладнокровие, но пусть эти люди не думают, что рабство — само собой разумеющееся явление. И что жизнь их закончится в услужении власть имущих, так и не успев начаться.

Однако кое-кто так и рвался напороться на мой клинок следующим.

— Господин Маркделецкий… что же вы наделали⁈ — уже спрыгнув с верблюда, несся ко мне на всех парах Динар, семеня своими короткими ножками и бренча набитыми мелочевкой карманами. — Уважаемый человек… Уважаемый в народе человек, честный торговец, а вы!..

Подбежав к телу собрата по профессии, он склонился над ним, пытаясь прощупать пульс. Пульс, которого уже не было.

— Мясник… — причитал он, покачиваясь из стороны в сторону, подобно игрушке-неваляшке. — Даже в голову не могло прийти, что благородный господин способен