Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

Вчера после обеда в “Хернс” стояло около 150 женщин, а сегодня с утра – уже около 300»[68]. Эта война обоим магазинам влетала в копеечку, ведь каждый кусок мыла обходился им в пять центов, но для «Мейсиз» эти затраты более чем окупились – ведь речь шла о репутации. «Мейсиз» настолько прославился своими непревзойденными скидками, что это даже слегка отразилось в слогане его главного конкурента, универмага «Гимбелс»: «Никто не продает дешевле “Гимбелс”!» (который, кстати, придумала все та же Бернис Фиц-Гиббон – видимо, сама она питала некоторый скепсис по поводу идеи шоппинга со скидками).

Сравнительные покупки служили одним из ключевых инструментов в работе универмагов – ведь в «бурные 20-е» американцы сорили деньгами, им хотелось тратить и тратить. Фондовые рынки взлетали до небес, и потребители вовсю демонстрировали исторические максимумы покупательской способности, сгребая все подряд – от радиоприемников и автомобилей до одежды и ювелирных украшений. Борьба за клиента приняла маниакальный характер, и в ход шло все – шпионаж, расширение торговых площадей, масса всевозможных технических новинок. Откуда ни возьмись в каждом универмаге появились эскалаторы, чья пропускная способность превышала возможности 40 лифтов; вращающиеся двери на входе сменились дверьми, распахивающимися в обе стороны, дабы внутрь могло попасть как можно больше народу одновременно; проходы между стеллажами максимально расширились. В 1924 году, когда Дороти устроилась в «Лорд энд Тейлор», универмаг готовился открыть отдел эксклюзивных образцов высокой парижской моды, консультацию для мужчин, не определившихся с выбором подарка, целую галерею новых сервисов на шестом этаже – солярий, буфет, библиотеку с меняющимися интерьерами, – а также расширенный вход с Пятой авеню.

* * *

Универмаги в миниатюре отражали общую национальную тенденцию – перемену в отношении к женскому труду. В старых добрых галантерейных и промтоварныхмагазинах за прилавками стояли в основном мужчины. Но к началу ХХ века в этой сфере наметились перемены. Если в 1880 году Америка насчитывала 8 тысяч продавщиц, то всего десятилетие спустя их число выросло до 58 тысяч, а к 1920 году количество женщин, занятых в торговле, достигло полумиллиона – то есть 10 процентов от не занятых в сельском хозяйстве трудовых ресурсов страны[69]. Придя как-то раз с инспекцией в свой универмаг «Филинз», его владелец, бостонский бизнесмен Эдвард Филин, был поражен, обнаружив, что его магазин захватили женщины – десятки продавщиц за прилавками, десятки покупательниц у стеллажей, – и стал называть его «Эдемом без Адама».

Филин – как, впрочем, и другие владельцы универмагов – считал работающих у него в огромном количестве женщин важными кадрами. Бо́льшая их часть вышла из рабочих слоев, что то и дело приводило к конфликтам с клиентками из среднего и высшего классов. Работодатели ожидали от продавщиц трудолюбия и инициативности, но вместе с тем – учтивости и хороших манер. Подобный баланс – штука сложная, и скандалы случались нередко. Типичная для тех времен жалоба звучала так: «Подходит ко мне жирная, расфуфыренная особа и ведет себя, будто я ее служанка. Подавляющее большинство покупательниц делают нашу жизнь невыносимой. Сами не знают, чего хотят, и ждут от нас советов, а стоит нам начать подсказывать, тут же выходят из себя»[70].

Чтобы свести конфликты к минимуму, владельцы магазинов стали организовывать курсы, нанимать инструкторов как по практическим вопросам – методы продаж, счетные устройства, – так и по более деликатным материям – этикет, основы домашнего хозяйства. Главный акцент делался на внешнем виде сотрудниц – не в смысле женской привлекательности, но они должны были уметь себя подать, расположить к себе покупательниц. Соответственно, владельцы универмагов открывали недорогие служебные столовые для сотрудниц, дабы те не выглядели тощими и изможденными, и спортзалы, дабы избежать другой крайности. Не редкостью были штатные врачи, дантисты и подологи – ведь натруженные ноги продавщиц нуждались в заботе. Во многих универмагах имелись зоны отдыха, а гиганты отрасли даже покупали или частично оплачивали сотрудницам путевки на курорты или места в туристических кемпингах на время отпуска. Кроме всего прочего, существовали кассы взаимопомощи, участницы которых – за свои взносы – получали оплату пропущенных по болезни дней или пособия на похороны.

Но даже при таких приятных бонусах труд продавщиц был отнюдь не легким. К восьми утра они уже стояли у прилавка и оставались там до шести вечера с единственным перерывом на обед, который длился всего 35 минут. Некоторые вкалывали без отдельных выходных – при том, что по субботам универмаги были открыты до десяти вечера, впрочем, в воскресенье многие из них не работали. В большинстве магазинов продавщицам запрещалось сидеть даже в отсутствие покупателей. От них требовалось быть одетыми в свеженакрахмаленные белые блузки, стирке которых им приходилось посвящать свое вечернее время. Платили за эту работу порой меньше, чем на фабрике, минус постоянные штрафы за нерасторопность или жевание резинки. Крупные универмаги ожидали от продавщиц и супервайзеров владения грамотной речью и поэтому нанимали, за редким исключением, белых женщин, хотя афроамериканки во множестве трудились за кулисами – на кухне, на складе, в хозяйственных подразделениях.

Штат отдела чаще всего представлял собой дружную команду, и, хотя продавщицы вполне могли конкурировать друг с дружкой в борьбе за повышение, в целом они были вполне сплоченным коллективом. В их среде бытовал свой сленг – скажем, слово «обломщица» означало продавщицу, умудрившуюся потерять клиентку, когда та уже полностью настроилась на покупку, а фраза «Ох уже эта Генриетта!» – покупательницу, которая вечно всем недовольна[71]. У них была своя система оповещений: например, если стукнули карандашом по столу один раз – значит, приближается супервайзер, а если дважды – значит, на горизонте клиентка, любящая сорить деньгами. Но, пожалуй, наибольшему сплочению всех продавщиц служила «нагрузка», продажа сопутствующих товаров. Если продавщица преуспевала в этом деле, ее называли «хапугой» и недолюбливали – ведь на ее фоне остальные выглядели лентяйками. Но если она, наоборот, квоту не выполняла – тоже плохо, ведь она могла привлечь к отделу нежелательное внимание супервайзера. А если женщина уклонялась от продажи «нагрузки», коллеги начинали ее сторониться – мол, в торговле ей не место. Эти показатели служили мерой успеха или неудачи, и весь отдел за ними ревностно следил.

В большинстве универмагов у прилавков стояли женщины, в то время как в супервайзеры принимали, за редким исключением, только мужчин. Худшие из них подвергали работниц домогательствам и всяческим притеснениям, но даже лучшие не были чужды высокомерию и патернализму. В «Филинз», скажем, от продавщиц требовалось называть вышестоящего мужчину «папой», а в «Маршал Филдз» им запрещали посещать танцплощадки, игорные заведения и любые места, где подают алкоголь. Но самый, пожалуй, отвратительный пример – это «Сигел-Купер», где открыто признавали,