Исследование ужаса - Леонид Савельевич Липавский

будем глядеть на колесо и на скалу, то мы скажем, что прошло одинаково времени и для того и для той. Отнесемся, однако, с недоверием к этому своему представлению: не выделили ли мы время в нечто самостоятельное, идущее вне и над событиями. А ведь мы уже установили, что время порождается самими событиями.

Действительно, простой мысленный опыт убедит нас в том, что временной характер скалы и временной характер вращающегося колеса различны. Уничтожим скалу – с колесом ничего не произойдет, оно сохранит свой временной характер. Уничтожим колесо – и со скалой, а также со всеми остальными стабильными элементами, со всем миром произойдет превращение: они снова обретут свою исконную безвременность.

Так же точно, если уничтожить или задуть свечу, все предметы в комнате станут вновь темными; если же разрушить всю комнату за исключением свечи, она будет продолжать излучать свет, как будто ничего не случилось.

Это ощущаемое нами непосредственно различие и заставляет нас называть одни вещи покоящимися и неизменными, а другие движущимися и меняющимися.

Преобразования имеют свое, не зависящее от окружения, собственное время; стабильные элементы приобретают время только при наличии преобразований, поэтому такое их время можно назвать отраженным.

12

Ясно, что собственное время является основным, первичным, а отраженное – производным от него, вторичным. Это, однако, не объясняет сути отраженного времени, почему и как оно возникает.

Чтобы ответить на это, произведем следующий мысленный опыт.

Представим себе, что мы начинаем отодвигать точильный круг от остальных предметов стабильного мира. Вот он отодвинулся от остального мира уже настолько, что почти неразличим. Не окажется ли натянутым и искусственным, если мы все еще будем с ним считаться и рассматривать наш мир как имеющий время? Круг ушел еще дальше, мы уже не знаем, существует он или нет. Наконец он перешел далеко за пределы Галактики, он не только не воспринимаем, но и не может быть воспринят. Очевидно, с ним нельзя больше считаться, он и остальной мир не могут быть охвачены одним взглядом, хотя бы умственным. И мир становится вновь безвременным. А где-то, может быть, существует другой, временной мир, состоящий из одного точильного круга.

Очевидно, дело тут не в километрах, а именно в охвате одним взглядом. Но если это так, то точильный круг сам по себе не оказывает никакого влияния на стабильный мир в смысле возникновения в нем времени, отраженное время не является реальным продуктом собственного. Не оно, а мы сами – виновники появления отраженного времени.

Мы поступаем так в целях единообразия. Когда мы смотрим на стабильный элемент раз, другой и говорим – да, это тот же самый элемент, но часом спустя, – то, приписывая ему подвластность времени, мы, по сути, уравниваем его с изменяющимися элементами, считаем, что и с ним нечто произошло, хотя вложить в это утверждение реальный смысл не в состоянии.

Так, командир давал одну команду и один счет всем солдатам, но, желая, чтобы одни шли вперед, а другие оставались там, где стоят, заставляет последних производить шаг на месте. Вернее, солдаты в действительности стоят спокойно, но он считает, что они шагают на месте.

13

Третий кардинальный факт: отраженное время – воображаемое; реально только собственное время.

14

Поскольку приписывание или неприписывание отраженного времени зависит от охвата одним взглядом, нам нет надобности удалять куда-либо изменчивые элементы для того, чтобы остальной мир стал безвременным. Они могут оставаться тут же и все же не проецировать свое время на иные элементы. Не играет также роли, какова будет пропорция между стабильными и нестабильными элементами. Таким образом, все вышесказанное приобретает силу и для нашего реального мира, в котором наряду с изменчивыми элементами имеются и стабильные, хотя бы в некоторых фазах своего существования. Мы уже можем теперь говорить не о мирах, а об отдельных элементах нашего мира: одним из них свойственно время, другим – нет.

15

Четвертый кардинальный факт: все, что пребывает, – безвременно, т. е. не имеет длительности.

16

Когда мы говорили о паузе мира, мы уже отмечали, что она, не имея сама по себе никакой длительности, приобретает вполне определенную длительность, если смотреть на нее извне, из нестабильного мира. То же можно сказать об истории стабильного мира и вообще о всем, что пребывает.

Такая противоречивая характеристика кажется невозможной. Но мы можем привести самый обыденный пример того, как одно и то же явление может представать в противоположных аспектах. Так, цветное и бесцветное – противоположность. Но черное является бессветным и, следовательно, бесцветным. Однако, это цвет. И дело тут вовсе не в словесном парадоксе, а глубже. Когда перед нами сплошная чернота, т. е. темно, она колеблется между цветом и его отсутствием: «черно» и «безвидно». В сочетании она становится вполне цветом. Для слепорожденного она всегда только отсутствие, неправильно сказать, что он видит черноту, – он не видит ничего. Особенно показательна эволюция ослепшего: сначала отсутствие светового раздражения воспринимается им как постоянная темнота, а затем это ощущение незаметно переходит в нулевое, он уже не видит этой темноты, как мы не видим ее спиной.

Короче говоря: отсутствие чего-либо, взятое изолированно, есть отсутствие ощущения, признака; но взятое в связи, в контексте оно само становится особым признаком, ощущением.

Возвращаясь к пребыванию: оно нерасчлененно и, значит, не имеет этапов, периодов, фаз, временнóго измерения. Поэтому и правильно его обозначать точкой. Но если мы припишем ему фазы, пользуясь для этого соседством какого-либо преобразования, то пребывание фиктивно расчленится. В точке появятся различные части, т. е. она станет линией, прямой.

Так дорога, на которую падает тень забора, выглядит полосатой, составленной из отдельных, положенных рядом, полос, и можно сосчитать их количество. Пропадет тень, и окажется, что считать нечего.

Так о человеке, стоящем на месте, можно сказать: он проделал столько-то шагов, если считать, что он шагал на месте. Но на самом деле он не шагал, а стоял, и число потеряет свой смысл.

17

Пятый кардинальный факт: прямая (отраженное время) тождественна точке (безвременности).

18

В обычном, не отличающемся ясностью представлении о времени скрываются две совершенно разнородные тенденции. Первая из них приписывает времени независимость и универсальность. Ее мы отвергли. Вторая утверждает, что различные элементы мира имеют резко различное отношение ко времени. Эту тенденцию развивали и мы.

В самом деле, мы резко разграничили пребывание от преобразований, признавая временнýю природу последних и отрицая времененнýю природу первого. Но пребывающее – это то, что в общепринятых категориях рассматривается как предмет, а преобразование – то, что считается действием, процессом. Взгляд на временнýю природу тех и других ясно запечатлен в языке: имена существительные и глаголы. Первые не имеют признака времени, вторые, наоборот, имеют. Нелепо спрашивать: какого времени «стол»? – в нем нет временнóго признака.

В предшествующем изложении мы оставались, таким образом, в пределах обычного здравого смысла. Но сейчас мы должны двинуться дальше и выйти за его пределы.

Мы должны выставить следующее положение: категория предметности – фиктивна, в мире имеются только процессы. Стол – это тоже процесс, фонтан моторного сопротивления, поддерживающий определенную постоянную фигуру и постоянной силы.

Следовательно, предметность не может служить основанием для безвременности. У нас имеются два выхода: либо вообще отказаться от приписывания безвременности пребыванию, либо найти для этого иное основание взамен предметности.

Первый выход исключен: оттого, что категория предметности рушится, наши изложенные выше опыты и рассуждения не теряют своей силы. Остается другой выход: найти, какая особенность процесса, называемого «стол», заставляет нас признать его пребывающим, в отличие, скажем, от процесса, называемого «мигание света».

Особенность эта в постоянстве или, точнее говоря, в ровности первого процесса. Если бы стол менял, например, свою твердость, его уже нельзя было бы считать пребывающим. Именно потому, что в этом процессе нет внутренних различий, мы можем обозначить его прямой, что, как установлено, тождественно точке.

Ровность процесса – вот в чем основание безвременности. Но в таком случае это же основание мы можем найти во многих таких процессах, которым никогда никем не приписывалась предметность и к которым слово «пребывание» обычно