Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

В начале октября отряд Платова, входивший в состав корпуса Михаила Кутузова, подошел к Измаилу и влился в состав русских войск, осаждавших Измаил, мощный и, казалось, неприступный[98].

Матвей Иванович расположил свой отряд в указанном начальством месте и с ходу включился в боевые будни измаильской осады. Турки часто выезжали из крепости, задирали казаков, но до боев дело не доходило, ибо казакам, как и всей армии, был известен приказ светлейшего князя Потемкина в сражение не вступать. Платов во главе подвижных разведгрупп регулярно совершал рекогоносцировку окрестностей Измаила и, пользуясь случаем, приучал необстрелянных казаков к ведению боевых действий.

Медленно, без особых происшествий, тянулись дни. Потемкин не решался штурмовать неприступную крепость, благоразумно копя силы и средства для уверенной победы. А тем временем незаметно подкрался ноябрь, пошли холодные дожди, противная изморось днями висела над Дунаем и окрестностями Измаила. Повсюду стояла непролазная грязь, созданная дождями и тысячами ног людей и лошадей: в рядах армии стали распространяться болезни, солдаты роптали, требуя штурма или отхода на зимние квартиры. И тогда князь Потемкин назначил Суворова командующим русской армии под Измаилом. Из Бендер светлейший писал Суворову: «Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг! Рибас будет Вам во всем на пользу… Будешь доволен и Кутузовым. Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшей… Сын принца де Линя[99] – инженер, употребите его по способности. Боже, подай Вам свою помощь…» Суворов кратко отвечал: «Получа повеление Вашей светлости отправился я к стороне Измаила. Боже, даруй нам свою помощь! Пребуду с глубочайшим почтением, Вашей светлости нижайший слуга. – Граф Александр Суворов-Рымникский»[100].

К этому времени осаждавшие Измаил корпуса русской армии стали отступать из-под крепости на зимние квартиры. Дальше всех от Измаила отошел корпус генерал-поручика Павла Потемкина[101]. Остальные полки и дивизии, в том числе и казаки бригадиров Платова и Орлова, до установления зимних квартир, расположились длинной дугой на расстоянии пяти верст от Измаила. Только контр-адмирал Иосиф де Рибас[102] стоял с флотилией в стылых водах Дуная и почти ежедневно схватывался с турками, не давая им покоя.

Тридцатого ноября в сопровождении сорока конных донских казаков Суворов выехал из Галаца к Измаилу. Время было чрезвычайно дорого, поэтому, бросив свой маленький отряд, Александр Васильевич под охраной лишь одного неутомимого казака прибыл к Измаилу. Армия с восторгом встретила своего любимого полководца. Суворов тут же отдал приказ о возвращении всех корпусов русской армии под Измаил на прежние позиции.

Матвею Ивановичу, помнившему совместную службу с Суворовым еще по Кубани, радостно было осознавать, что снова предстоят дни службы с великим полководцем.

По прибытии под Измаил Суворов в сопровождении обер-квартирмейстера Лена, генералов и штаб-офицеров осмотрел крепостные сооружения города. Его невысокая подвижная фигурка мелькала в эти дни под стенами и бастионами Измаила, часто на виду противника, который многократно обстреливал свиту русского главнокомандующего. Осмотр убедил Суворова в том, что некогда сравнительно слабая крепость, к этому времени Измаил был сильно укреплен с помощью французских инженеров. Главный оборонительный вал тянулся на шесть с половиной километров, имея одиннадцать бастионов, на которых стояло 260 орудий. Высота главного вала достигала десяти метров, а ров имел глубину от семи до десяти метров. Город уступами грозно высился над окружающей местностью. Прочные каменные дома, гостиницы и мечети значительно усиливали обороноспособность крепости. В Измаиле, по данным разведки, укрепился тридцатипятитысячный гарнизон, опытный, хорошо вооруженный и снабженный достаточным количеством боеприпасов и продовольствия. Комендантом крепости и главнокомандующим гарнизона был сераскир Айдозли (Айдос) – Мегмет (Мухаммад) – паша – «твердый и бесстрашный воин, одинаково далекий от самонадеянности и слабодушия»[103]. Татарской частью гарнизона непосредственно командовал брат крымского хана Каплан Гирей, при котором находились пять его сыновей.

Суворов, осмотрев крепость и проанализировав обстановку, пришел к выводу, что «только раз в жизни можно решиться на такой штурм»[104], и что этот момент в его жизни наступил. Началась активная подготовка непременно взять эту дунайскую твердыню турок. Солдаты заготовили семьдесят высоких штурмовых лестниц, приготовили три тысячи больших связок хвороста для забрасывания глубоких рвов Измаила[105]. В короткий срок в стороне от измаильской крепости русские солдаты соорудили высокий земляной вал и вырыли ров. По ночам здесь шли интенсивные учения: казаки и солдаты пиками и штыками кололи связки хвороста, изображавшего янычар, учились быстро и сноровисто взбираться на вал. Суворов лично участвовал в обучении войск[106].

Седьмого декабря 1790 года Суворов написал обращение к измаильскому гарнизону. В нем говорилось: «Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, дать знать через сие вашему превосходительству и почтенным слугам, и требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей, о чем и ожидаю от сего через 24 часа решительного от вас уведомления к восприятию мною действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства, и за то никто, как вы и все чиновники перед Богом ответ дать должны. Декабря 7 дня 1790 года»[107].

В конце этого послания, написанного на греческом и молдавском языках, Суворов добавил от себя лично: «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войском сюда прибыл. 24 часа на размышление – воля. Первый мой выстрел уже неволя, штурм – смерть. Что оставляю вам на рассмотрение. Александр Суворов»[108].

Сераскир Айдозлы-Мегмед-паша, почитавший свою крепость неприступной и боявшийся гнева султана, который обещал казнить каждого, кто покинет Измаил, в ответном письме просил разрешения послать двух человек к визирю «за повелением и предлагал заключить перемирие на десять дней, в противном случае высказал готовность защищаться»[109]. Передававший это послание сераскира русскому офицеру у Бендерских ворот турок откровенно-вызывающе сказал: «Скорее Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил»[110].

Девятого декабря Суворов собрал у себя в палатке военный совет, на котором присутствовало тринадцать человек. В выцветшей от солнца и дождей палатке главнокомандующего, расположенной на невысоком Турбаевском кургане, находившемся между крепостью и небольшим озерцом Котлобуг, чинно и спокойно сидели генерал-поручики Павел Потемкин и Александр Самойлов, генерал-майоры Михаил Голенищев-Кутузов, Федор Мекноб, Петр Тищев, Илья Безбородко,