Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

чём угодно можно было его упрекать, но глупым архиепископ не был. Он умышленно назначил на кафедру Фёренбурга слабого епископа, хотел, чтобы нескончаемая свара на севере ослабляла его вечного соперника курфюрста Ребенрее. Чёртов поп был готов отдать город в руки еретиков, лишь бы Карл Оттон тратил силы и серебро на возню в Фёренбурге.

В новый свой дом он вернулся, когда уже темнело, и на вопрос от Гюнтера, будет ли господин ужинать, ответил:

— Позже, перо и бумагу мне.

Писал он опять барону фон Реддернауфу, но на сей раз посылать письмо через местную почту он не собирался, посему писал без прикрас, всё как есть:

«Дорогой барон, друг мой. Дела в городе совсем не так хороши, как вам из Вильбурга кажутся. Бюргеры дерзки, нашему приходу весьма не рады. Не далее как сегодня едва не дошло дело до железа, Бог отвёл. Бургомистр Тиммерман того и не скрывает, что смирение горожан будет зависеть от того, продаст ли Его Высочество городу прибрежную землю. Несколько десятин. Город за ту землю предлагает хорошие деньги. А иначе он не обещает мира. Человек он хитрый, с ним надобно быть осторожным. Епископ же Исидор слаб, думаю, такого сюда специально поставил наш сосед. Помощь от него вряд ли будет. Еретики никого в городе не боятся. Кого им бояться с таким епископом? В общем, позиция моя здесь шатка весьма. Положиться, кроме как на своих людей, мне не на кого. Случись свара, а такое может статься в любую минуту, из города мне придётся выходить с боем. С кровью. С огнём. Уведомьте принца, что дело со сбором армии цу Коппенхаузена надобно ускорить. Кажется, бюргеры и нобили местные долго терпеть меня и моих людей тут не собираются.

Ваш друг, рыцарь Божий Иероним Фолькоф, фон Эшбахт, барон фон Рабенбург».

Волков оторвал глаза от бумаги и увидал слугу, стоящего в дверях.

— Ну? Что тебе? Я же сказал, что пока ужинать не буду.

— Вам принесли письмо, — ответил тот и поднёс генералу бумагу.

— От кого? — спросил тот. — От офицеров?

— Нет, принёс какой-то мальчишка.

— Мальчишка? — барон развернул бумагу и сразу же узнал каракули Фрица Ламме. Он сделал ординарцу знак рукой: ступай, и сразу принялся читать.

Что ни говори, а Сыч хорошо знал своё дело. Ни имён, ни адресов из письма выяснить было нельзя.

«Экселенц. Ваш знакомец, коего вы мне указали, рад был встрече со мною. И сказал, что желает и вас повидать. Посему жду вас у меня после вечерней службы».

А время как раз шло к вечерней службе. А значит…

— Гюнтер!

Слуга тотчас появился из-за двери.

— Зови сюда Хенрика. А сам давай ужин. И побыстрее.

Слуга, уже привыкший к столь скорым переменам в намерениях господина, и говорить ничего не стал. Ужин — так ужин. Он ушёл, а вскоре пришёл и оруженосец.

— Господин генерал, звали?

Волков протянул ему бумагу.

— Сами отнесите это письмо в казармы. Передайте его полковнику Брюнхвальду и скажите, чтобы тот поутру отправил его в Вильбург. Чтобы отправил с самым верным человеком. Письмо это секретное.

— Всё сделаю, — обещал Хенрик.

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Барон хотел, чтобы его выход из дома был тайным, потому решил идти пешком. Взял он с собой лишь Максимилиана и фон Готта, оба были люди сильные и умелые, захватили они с собой и пистолеты. Но не на силу и на оружие рассчитывал Волков. Сначала он выслал верхом трёх людей во главе с фон Флюгеном. Просто прокатиться. И, если удастся, выявить слежку. Если кто и следил за ним, то в темноте разобрать, кто проехал мимо, не смог бы — все всадники были в плащах и капюшонах — а значит, увязался бы за ними. Сам же Волков со своей охраной вышел следом. И без приключений добрался до Гончарного переулка.

Дверь ему открыли, едва он захотел постучать, то был сам Сыч, видно, ждал у двери.

— Наш друг уже наверху, экселенц.

Ламме впустил гостей и запер дверь.

— Ну и как он тебе? — спросил барон, отдавая ему плащ.

— Злобен, — коротко резюмировал он и провёл всех в свою комнатушку.

Филипп Топперт на вид был человеком простым. Скорее напоминал кузнеца или гончара, что ещё не выкупил статуса мастера. По его неброской одежде и представить было нельзя, что этот человек имеет лавку на рынке и несколько складов. А когда Волков вошёл, он встал и низко поклонился ему:

— Для меня большая честь знакомство с вами.

— Вы знаете меня? — спросил барон, протягивая торговцу руку.

— Конечно, — отвечал Топперт, с почтением пожимая её. — Они так бахвалятся своим ван дер Пильсом, что противно слушать. А тут вдруг нашёлся кто-то, кто утёр ему нос.

— Они? Это вы про местных еретиков?

— Про них, про них, господин генерал, — кивал купец. — Как они радовались, когда он побил вашего маршала!

— Прошу вас, господа, садитесь, — предложил Фриц Ламме, указывая на стулья возле стола. — Вот вино, сыр.

— Сильно радовались? — спросил барон, усаживаясь.

— Праздник устроили, когда сюда дошла весть о том, что он победил, — подтвердил Топперт. — Уже думали, куда его селить будут, когда он возьмёт город. Думали, что ему подарят.

— Да не вышло у подлецов, — продолжил рассказ Фриц Ламме, разливая вино в стаканы.

— Не вышло, не вышло, — кивал горожанин, — этот их ван дер Пильс так и застрял там, к городу так и не пошёл, а потом и вовсе увёл своих ублюдков к себе на север. То-то наши еретики печалились. Ах, как они злились. И многие знают, что задержали его вы, господин генерал. Уж и не знаю, как у вас то вышло.

— Промыслом Божьим, — отвечал Волков, поднимая свой стакан, — одним лишь промыслом Божьим, и за то давайте выпьем.

Все выпили, стали закусывать кусками сыра, ели все с одного блюда, и барон ел, и никакой разницы промеж них не было. В комнатушке горела одна неяркая лампа, было прохладно, так как Сыч не топил печь, экономил, наверное. Но Волков пришёл сюда не сыр есть.

— Расскажите мне, любезный Топперт, что происходит в городе?

— А что же вас интересует, господин генерал?

— Всё. Всё, любезный господин Топперт; в первую очередь — чем живёт этот город и кто тут главный.

— Ну, чем живёт, вы и без меня видели. Торговля идёт бойкая, лодки и баржи у пристаней в очереди стоят, чтобы выгрузиться и погрузиться. С востока, из Эксонии, с тамошних рудников, по реке приплывает серебро; с юга, из Ребенрее, — зерно, шерсть-сырец,