Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

хмель, овёс, ячмень и прочее; с севера, будь он проклят, товары. Железо, плуги, крашеное сукно. Стекло. Оружие. Да всего и не перечислить. Народец в город прибывает и прибывает со всех концов. Оттого и дороговизна тут у нас такая. Людишки и свободные приходят, и беглые крепостные. Город почти никого из беглых не выдаёт. Плевать он хотел на всех сеньоров, кроме некоторых, что близко живут.

— Да, вижу, что торговля тут идёт, что серебра тут много. Ну а кто в городе заправляет? — спрашивает генерал. — Кто здесь первый нобиль?

Горожанин чуть задумывается и потом отвечает:

— Я уж и не скажу, кто тут у нас первый. Знатных торговых домов тут много… Пожалуй, первые из них, что приходят на ум… буду называть по влиянию — дом Баасов: первые землевладельцы города, держат в руках всю торговлю льном, просом, лошадьми торгуют. Не брезгуют давать деньги в рост. Банкиры, менялы.

— Конечно же, еретики? — уточнил Волков.

— Конечно же… — продолжал Топперт. — Дальше — дом Камерфегенов: лошади, перевозки, причалы, склады. Торговля всякая. Опять же деньги в рост.

— Тоже еретики?

— Нет, эти веры истинной. Но деньги в рост дают, не стесняются. Дальше — Модест Хоббер. Этот… — тут торговец сделал паузу. — Этот, в общем-то, человек неплохой. Как и я, родился здесь, жертвует на храмы, один из первых купцов города, разбогател на торговле солодом и хмелем, второе лицо в гильдии пивоваров. Человек в городе не последний, их гильдия выставляет сто восемьдесят человек с хорошим оружием. Пятьдесят из них арбалетчики. Его слово в городе значимо.

— Вы с ним хорошо знакомы? — интересуется барон.

— Мы раскланиваемся, ходим в одну церковь, наши сыновья поют в одном хоре, но добрым своим знакомцем я бы его не назвал. Он высокомерен, считает таких, как я, не ровней себе, — отвечал Топперт. — Я для него мелок.

Тут торговец допил своё вино, и барону послышались в его голосе нотки обиды. Сыч сразу налил ему ещё, до краёв. Сыч знал, что делать: ты давай пей и говори.

— Кто ещё? — продолжал спрашивать Волков.

— Их тут много, какого магистра ни возьми — а у нас их двенадцать, кроме бургомистра, — так за ним либо торговый дом, либо гильдия какая стоит. Из крупных, пожалуй, вспомню ещё дом Сартори.

— Сартори? — Волков заинтересовался. — Наверное, банкиры?

— Банкиры, менялы, — морщится торговец, как от чего-то неприятного. — Появились здесь всего, наверное, года три назад, но встали крепко. Уж больно хороший у них капитал.

Волков подставил свой опустевший стакан Сычу: наливай; а сам, уловив уже главную черту торговца, и говорит:

— Чёртовы пришлые. Они захватывают весь город.

— Истинно так! — восклицает Топперт. Он смотрит на барона, как на человека, хорошо его понимающего. Даже стучит себя в грудь ладонью. — Истинно так, господин генерал. Семь лет назад братья Баас, Вилли и Кай, припёрлись сюда, едва в городе утихла болезнь. Нищая сволочь, бродяги, поганые еретики. Занимались тем, чем никто не хотел заниматься. Собирали мертвецов по городу. Брали подряды на очистку домов от мёртвых. Должны были хоронить или сжигать мёртвых, а они отвозили их вниз по течению и кидали в реку, о том все знают, все! А сами на заработанные деньги скупали дома с неупокоенными; говорят, что лачуги бедняков у восточной стены покупали за пять талеров, ежели не находился родственник. Пять талеров! Сейчас за такие деньги даже худого мерина не купить. Это всё бывший бургомистр! Сволочь и вор был редкий. А эти безбожные ублюдки из тех лачуг покойников даже и не вытаскивали, они просто сожгли домишки, ведь им не дома были нужны, а участки, — Фриц Ламме снова наполнил стакан рассказчика, и тот, отпив глоток, продолжал: — А недавно, на прошлом большом городском пиру, ублюдок Вилли Баас напился и хвастался, что за два первых года, что тут живут, они с братцем заработали восемьдесят тысяч талеров. На мертвецах и скупке домов. А сейчас про них говорят, что их общий капитал и вовсе… — тут торговец сделал паузу, чтобы слушатели прочувствовали. — Триста тысяч монет!

— Мерзавцы! — зло поддержал его генерал.

— Воры, — согласился Фриц Ламме.

— Истинно так, господа, истинно так! Воры и мерзавцы.

Они все втроём выпивают, и генерал говорит:

— Друг мой, а не сможете ли вы написать мне списочек первых десяти самых влиятельных фамилий в городе?

— А что же, и напишу, — сразу соглашается Филипп Топперт.

— С адресами, с чинами, с родственниками. Напишите всё, что знаете о них.

— Если с адресами… — горожанин на секунду задумался. — Ну, тогда дня два мне потребуется.

— Прекрасно, пару дней я подожду, — согласился Волков.

И тут заговорил и Фриц Ламме:

— Друг, объясни мне, не пойму я одного, как вы в городе уживаетесь с еретиками? Говорят, они ваших попов задирают, или врут про то?

— Да, задирают иной раз, эти дети сатаны ходят по городу с барабанами, бахвалятся назло нам, но никто с ними не ссорится. Да и кто ссору затеет? Вся главная торговля идёт с Нижними Землями и с Эксонией, то есть с землями, где сатана и Лютер утвердили власть свою. Никто из первых домов города не осмелится поссориться с нечестивыми, ибо потеряет свою торговлю. Да и половина первых домов города — еретики. А многие из праведных не гнушаются в дома еретиков ходить и садиться с ним за стол, — торговец сплёвывает и кривится от омерзения. — Сволочи.

⠀⠀

Портрет Мартина Лютера. Блинтовое тиснение по коже. Раскраска масляными красками. Переплет. XVI век. Средник верхней крышки.

— И что же, не бывает у вас ни распрей, ни ссор? — не отстаёт от него Сыч, — может, хоть драки в кабаках?

— В заведения мы в разные ходим, — отвечает торговец. — Ну а если и есть ссоры, так это лишь промеж молодёжи.

— Промеж молодёжи? — без особой надежды спрашивает Фриц Ламме, а сам ставит на стол второй кувшин вина вместо опустевшего.

— Ну да, молодёжь задирается. И то это скорее из-за призов.

— Из-за каких ещё призов? — интересуется барон. Но интересуется так, ради разговора. Его больше интересуют первые семьи города.

— Да есть у нас в городе две школы. Фехтшуле «Арсенал», она рядом с цитаделью находится. И фехтшуле «Непорочной девы», она прямо рядом рядом с храмом Святой Девы. Главные наши школы. В «Арсенале» все сплошь безбожники, в «Непорочной деве» все юноши истиной веры. Вот они промеж себя и ссорятся. В прошлую весну один из еретиков на турнире выбил глаз одному из наших.

— И что? Сошло ему сие с рук? — оживился