Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

В Европе молотовскую радость из-за увольнения Литвинова разделяли немногие. Одним из них был Юзеф Бек, заявивший: «Можно ожидать, что специфический антипольский подход этого человека, русского еврея по происхождению, исчезнет с его уходом»[655]. Радовался, конечно, и Гитлер, который даже вызвал к себе советника московского посольства Г. Хильгера (Шуленбург был с визитом в Иране), чтобы спросить о причинах отставки Литвинова. Хильгер, если верить его мемуарам, ответил следующее: «По моему твердому убеждению, он сделал это, потому что Литвинов настаивал на достижении взаимопонимания с Англией и Францией, в то время как Сталин считал, что западные державы нацелены на то, чтобы заставить Советский Союз в случае войны таскать каштаны из огня»[656].

После этого фюрер задал второй вопрос: может ли теперь Сталин достигнуть соглашения с Германией? Хильгер упомянул сталинскую речь 10 марта, в которой он говорил об отсутствии почвы для конфликта между Советским Союзом и Германией. Он удивился, что ни Гитлер, ни присутствовавший на встрече Риббентроп не помнят эту речь. По просьбе фюрера он рассказал о положении в Советском Союзе, чем вызвал, как узнал потом, недовольство. «Может быть, – сказал Гитлер Риббентропу, – Хильгер пал жертвой советской пропаганды. В этом случае его описание условий в Советском Союзе ничего не стоит. Но если он прав, тогда мы не можем терять время и обязаны принять меры, чтобы предотвратить дальнейшее укрепление советской власти»[657].

В официальном сообщении, опубликованном 4 мая, говорилось, что Литвинов ушел в отставку «по состоянию здоровья». Этому мало кто верил даже за границей. Когда лидер компартии США Эрл Браудер привел эту причину на встрече со студентами, ему ответили громким смехом. Браудер тоже улыбнулся: «Зря не верите. Если бы вы столько лет вели переговоры с Чемберленом, вас бы непрерывно тошнило». В Штатах позволяли себе шутить, а вот у европейцев новость вызвала тревогу. Статья в «Таймс» 4 мая провидчески утверждала, что отставка Литвинова означает «возможность заключения сделки между Советским Союзом и Германией за счет прежде всего Польши, а в конечном счете и западных держав»[658]. Дальше автор статьи предположил, что Сталин, раздраженный затягиванием соглашения с Англией и Францией, решил таким способом ускорить ход переговоров.

Бывший посол США в Москве Джозеф Дэвис в меморандуме, анализирующем причину увольнения Литвинова, писал: «Сталин не доверял ни Франции, ни Великобритании и опасался, что Советский Союз может быть вовлечен в европейскую войну и остаться в проигрыше. Советское правительство определенно привержено миру, как по экономическим, так и по идеологическим причинам. Советское правительство испытывает отвращение к политике умиротворения, применявшейся прежде, и считает, что агрессоров остановят только смелые и решительные военные союзы, которые носят конкретный характер»[659]. Далее он продолжал: «Литвинову за последние два года не удалось убедить западные державы перейти на эту точку зрения, и теперь нужен новый министр иностранных дел, который либо обеспечит адекватное сопротивление агрессорам, либо замкнет Советский Союз в себе»[660].

Британский посол У. Сидс 4 мая 1939 года отправил в Лондон телеграмму, сообщив об отставке Литвинова, которая стала для него полной неожиданностью. С наркомом он виделся накануне, и ничто не предвещало такого поворота. В тот же день Сидс еще раз написал в Лондон, выразив беспокойство по поводу того, что увольнение Литвинова может означать переход Советского Союза к изоляции. Однако меморандум британского посла во Франции Э. Фиппса от 5 мая 1939 года утверждал: «Майский в Лондоне, Суриц в Париже и Молотов дали заверения, что отставка господина Литвинова не подразумевает изменения политики, но никто из них не объяснил, что это означает». Далее говорилось: «Это вряд ли вызвано личными причинами, несмотря на слухи об интригах Потемкина против его шефа и трудности в положении Литвинова, созданные недоверием к его жене-англичанке»[661].

Утверждения, что отставка Литвинова расчистила путь к соглашению с Германией, не учитывают того, что еще довольно долго об этом соглашении никто не вспоминал. Молотов 20 мая отверг предложение Шуленбурга о возобновлении переговоров о торговле, заявив, что «для успеха экономических переговоров должна быть создана соответствующая политическая база»[662]. Это намекало на возможность сближения позиций, но дальше этого дело не зашло, поскольку 27 мая Чемберлен, опасаясь договоренности Германии и СССР, направил Сидсу инструкцию, предписывающую согласиться на обсуждение пакта о взаимопомощи, военной конвенции и гарантий государствам, которые подвергнутся нападению Гитлера. Англо-французский проект был разработан на основе советских предложений от 17 апреля.

На переговорах в Москве СССР 2 июня Молотов вручил послам Великобритании и Франции новый проект договора, который предусматривал обязательства всех сторон в случае агрессии немедленно оказать помощь, включая военную, другим участникам договора, а также таким государствам, как Бельгия, Греция, Турция, Румыния, Польша, Латвия, Эстония и Финляндия. Однако многие из этих стран тут же отказались от гарантий СССР, опасаясь ввода советских войск, а Эстония и Латвия 7 июня подписали пакты о ненападении с Германией. Однако Москва продолжала настаивать на включении в договор гарантий прибалтийским государствам или подписании его только с Англией и Францией без упоминания третьих стран.

Жданов в «Правде» 29 июня отметил, что переговоры зашли в тупик, поскольку Англия и Франция «не хотят равного договора с СССР». Действительно, Чемберлен продолжал использовать переговоры с Москвой лишь для давления на Гитлера, о чем 4 июля прямо сказал Галифакс: «Наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией»[663]. Заканчивалась статья зловеще: «Мне кажется, что англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР, а лишь только разговоров о договоре для того, чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессорами»[664].

Тем не менее 8 июля договор был в целом согласован, но советская сторона потребовала включения в него пункта о «косвенной агрессии», в котором западные страны снова увидели предлог для ввода Красной армии в соседние страны. Чтобы предотвратить срыв переговоров, Галифакс 10 июля предложил подписать для начала политическое соглашение, а над военным продолжить работу, поскольку это займет «длительное время». Однако 19-го Чемберлен отказался принять советское требование, и переговоры прекратились.

Тогда же в Лондон прибыл советник Геринга Гельмут Вольтат, имевший несколько встреч с советником премьера по внешней политике Хорасом Уилсоном. Он, по словам немецкого посла в Лондоне (и бывшего посла в Москве) Дирксена, сказал