Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016) - Александр Андреевич Кузнецов

Выход двух неарабских государств, Турции и Ирана, на первые позиции в регионе объясняется тем, что только они являются двумя национальными государствами в полном смысле этого слова. Общенациональная идентичность в Турции и ИРИ превалирует над клановой и региональной, что выгодно отличает их от фрагментированных в политическом плане арабских стран. Одновременно это государства с наиболее высоким уровнем экономического развития и продвинутыми политическими и государственными институтами. В отличие от авторитарных либо монархических арабских режимов Иран и Турция являются, пусть с оговорками, демократическими государствами, где важнейшие решения принимаются на основе межнационального консенсуса.

И Иран, и Турция поддерживают хорошие рабочие отношения с Россией. Доказательством этого является то, что три государства являются гарантами процесса сирийского мирного урегулирования в Астане. Однако, несмотря на усилившиеся военные и политические позиции России в регионе, было бы наивно полагать, что обе эти страны (Иран, Турция) или одна из них войдет в постоянную коалицию с Российской Федерацией и станет нашим надежным союзником. И для Тегерана, и для Анкары важным условием представляются независимость в принятии внешнеполитических решений и существование в качестве самостоятельных центров силы.

В краткосрочной и среднесрочной перспективе продолжится и будет приобретать новые формы геополитическое соперничество между Ираном и Саудовской Аравией. Во многом это объясняется не религиозными причинами (теологическими разногласиями между суннитским и шиитским исламом), а различиями во внешнеполитических установках двух стран. Принципами саудовской политики в регионе являются: тесный военно-политический альянс с США и обеспечение американских интересов в зоне Персидского залива; борьба против Ирана и его региональных союзников; наметившееся в течение последнего пятилетия сближение с Израилем, ведущее к постепенному признанию этого государства. В то же время иранская внешняя политика на Ближнем Востоке базируется на совершенно других основах. Это, во-первых, борьба против американской гегемонии. Во-вторых, поддержка «оси сопротивления», включая движения «Хизбалла» и ХАМАС, занесенные в США и в Саудовской Аравии в списки террористических организаций. В-третьих, борьба против террористических организаций, таких как «Исламское государство» и «Аль-Каида», основанных на идеологии воинствующего салафизма и ваххабизма. В-четвертых, противодействие усилению внешнеполитических позиций КСА и борьба за укрепление своего потенциала в регионе Персидского залива.

В эту стратегию вписывается иранская помощь Катару после того, как Саудовская Аравия летом 2017 г. объявила этому государству блокаду. Ухудшение саудовско-катарских отношений восприняли в Тегеране с глубоким удовлетворением, так как оно означает фактический распад ССАГПЗ, международной организации, созданной в 1981 г. для противодействия иранскому влиянию. Новым моментом в ирано-саудовском противостоянии является поддержка Тегераном хоуситов Йемена. Впервые за всю новейшую историю иранцам удалось приобрести плацдарм на Аравийском полуострове, рассматриваемом в Эр-Рияде в качестве «мягкого подбрюшья» Саудовской Аравии. Подобное развитие событий является, безусловно, серьезным ударом по безопасности королевства.

За последнее десятилетие в ирано-саудовских отношениях накопился значительный потенциал недоверия. В этой связи целесообразно обозначить претензии двух государств друг к другу, а также взаимных опасений. В Иране опасаются, что США совместно с Саудовской Аравией готовят военное вторжение на территорию ИРИ для смены существующего режима исламского правления. Эти опасения усилились после прихода к власти в Эр-Рияде принца Мухаммеда бен Сальмана. Во-вторых, на иранскую политическую элиту продолжает оказывать влияние негативный опыт ирано-иракской войны 1980–1988 гг., когда США и КСА оказывали существенную помощь режиму Саддама Хусейна, проводившему масштабные действия против ИРИ с огромными потерями среди мирного населения. В-третьих, непосредственной угрозой в Иране считают радикальные террористические организации, основанные на салафитской идеологии. Известны усилия иранской стороны в борьбе против подобных формирований в Ираке и Сирии. Вместе с тем организации «Джебхат ан-нусра» в Сирии и «Джундулла», действующая в иранских провинциях Систан и Белуджитсан, подпитывались из Саудовской Аравии. В-третьих, в качестве фактора угрозы безопасности страны в Иране считают американское военное присутствие по периметру иранских границ (в Турции, Ираке, Кувейте, Катаре, Бахрейне, ОАЭ, Афганистане). На территории КСА американских военных баз нет, но Саудовская Аравия является наиболее близким военно-стратегическим партнером Вашингтона в регионе.

У саудитов свои претензии к иранской региональной политике. Во-первых, в Эр-Рияде опасаются, особенно после того, как иранцы приобрели доминирование в Ираке, что Тегеран стремится к превращению Персидского залива в «иранское нефтяное озеро». Саудовская элита со страхом воспринимает перспективу шиитского восстания в провинции Шаркийя при подстрекательстве ИРИ, с целью отторжения этого региона от королевства. С подобной тревогой воспринимается также подлинное или мнимое иранское вмешательство во внутреннюю политику Бахрейна. Во-вторых, иранское доминирование в Ираке также видится в Эр-Рияде в качестве угрозы. С одной стороны, преобладание шиитских партий в политической жизни страны привело к дискриминации суннитов и нарушению их прав. С другой стороны, оно вызвало рост популярности в Ираке салафитских экстремистских и террористических организаций, что также является вызовом для КСА. В-третьих, в Саудовской Аравии с тревогой воспринимают иранское присутствие в Йемене и альянс ИРИ с шиитами-хоуситами в этой стране.

Выдающийся иранский дипломат, бывший заместитель министра иностранных дел ИРИ Сайед Хоссейн Мусавиян предложил ряд мер по нормализации отношений и укреплению мер доверия между двумя странами, которые должны содействовать превращению Ближнего Востока в зону мира. Иранский дипломат и ученый убежден в том, что Иран и КСА нуждаются в том, чтобы иметь полную информированность о политических шагах и планах друг друга. Для этого необходимо сформировать постоянный действующий механизм взаимного диалога и консультаций. Во-вторых, необходимо проведение ираноарабского диалога не на двусторонней, а на многосторонней основе (например, по линии Иран – Лига арабских государств)[796]. В-третьих, целесообразен постоянный межконфессиональный диалог между духовными авторитетами суннитской и шиитской общин под патронажем университета Аль-Азхар в Египте и Кумского университета в Иране. В-четвертых, начало проведения регулярных переговоров государств Персидского залива, включая страны ССАГПЗ, Иран и Ирак на уровне министров иностранных дел для повышения доверия в регионе. На начальном этапе этот диалог можно было бы вести при посредничестве генерального секретаря ООН. В-пятых, создание в зоне Персидского залива системы экономического, политического и военного сотрудничества и сотрудничества в сфере безопасности (борьба против терроризма, обеспечение бесперебойных поставок нефти и газа) с участием всех государств региона. Насколько реалистичными окажутся эти предложения, покажет время.

Библиографический список

Аверьянов Ю. А. Хаджи Бекташ Вели и суфийское братство Бекташийа. М.: Издательский дом Марджани, 2011.

Албани Н. Тахридж ахадис фадаиль ахдь аш-Шам ва Димашк. Бейрут: Фуркан, 2004.

Алиев А. А. «Национальное» и «религиозное» в системе межгосударственных отношений Ирана и Ирака в XX веке. М.: ИНИОН, 2006.

Аль-Кулайни. Аль-Усуль мин аль-Кафи. Тегеран, 1314.

Ангели Ф. А. Страницы истории Османской