История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

что метод сооружения лагерей они переняли у Пирра. После битвы при Беневенте, когда римляне захватили лагерь царя, они ознакомились с его расположением и затем полностью переняли методику возведения подобного рода строений. Суть ее заключалась в том, что все войско охватывалось одним общим укрепленным валом; между тем до того римляне устраивали лагеря по когортам в виде как бы отдельных сооружений (Front. Strat., IV, 1, 14).

Армия Пирра была немногочисленной, но хорошо обученной и подготовленной. Поэтому при общей численности в 20 тыс. чел. потеря 3–4 тыс. воинов считалась чуть ли не катастрофой. Ярким свидетельством этого и является известная фраза Пирра: «Еще одна такая победа и мы полностью погибнем», — которую он бросил после победы, обернувшейся тяжелыми потерями. Дело в том, что, непрерывно находясь в походах и ведя постоянные войны, восполнить подобные потери было неимоверно тяжело. Ведь для обучения и тренировки солдат требовалось немалое время, которого у Пирра часто не было. Чтобы хоть как-то восполнить эти потери, приходилось набирать рекрутов в чужих землях и спешно их обучать, вооружая незнакомым оружием и располагая своих опытных ветеранов в боевом строю вместе с малообученными новичками (Polyb., XVIII, 28, 10). Все это побуждало Пирра к бережному отношению к каждому солдату. Как справедливо указал Э. Бикерман, в эпоху эллинизма, когда сражения велись наемными армиями, цена каждого воина была достаточно высока[1070]. Поэтому не раз можно было наблюдать, как, опасаясь больших человеческих жертв при штурме различных укреплений, Пирр, рискуя пошатнуть свой высокий авторитет полководца, вынужден был отводить войска.

Что до правовых аспектов взаимоотношений Пирра с его армией, то весьма показательной в этой связи является надпись, где говорится о пожертвовании царем после победы при Гераклее части добычи Зевсу Додонскому (SGDI, К· 1368 = Ditt. Syll3., № 392; текст надписи и ее перевод см. выше). Характерно, что в данном посвящении Пирр, эпироты и тарентинцы обозначены как три отдельные и равноправные силы (при этом разделение четко фиксируется союзом κοά. Интересную параллель при этом проводил В. Отто в своей рецензии на книгу по эпирской истории, написанную К. Клоцшем. Упомянутую надпись из Додоны В. Отто сравнивал с посвятительной надписью, сделанной на Делосе царем Антигоном III Досоном в честь победы в битве при Селассии в 222 г. до н. э., в котором упоминаются «царь Антигон… македоняне и (их) союзники» (IG, XI, 4, № 1097 = Ditt. Syll3., № 518: βασιλεύς ’Αντίγονος… καί Μακεδόνες καί οΐ σύμμαχοι)[1071]. И здесь мы наблюдаем дважды повторяющийся союз καί, который как бы связывает три относительно самостоятельные силы. В случае посвящения Пирра после битвы при Гераклее это — царь, эпироты и тарентинцы.

Военное дело было предметом особого интереса Пирра. Он был настолько увлечен им, что с течением времени эпирского царя начали рассматривать как великого кондотьера, не способного жить без войны, которая даже якобы стала его главной целью в жизни (Enn. Ann., VII, 180; Plut. Pyrrh., 13). В подтверждение подобной мысли Плутарх упоминает случай, когда, отвечая на заданный на пиру кем-то из присутствующих вопрос, какой из флейтистов ему нравится, Пирр ответил: «Полководец Полиперхонт, ибо царю пристойно знать и рассуждать только о ратном искусстве» (Plut. Pyrrh., 8).

Полководческий авторитет Пирра в древности был непререкаем, причем слава выдающегося стратега тянулась за ним через века. Хорошо знавший Пирра Антигон Гонат, который впоследствии стал его противником в борьбе за Македонию, на вопрос о том, кого он считает величайшим полководцем, ответил: «Пирра, если он доживет до старости» (Plut. Pyrrh., 8).

В свою очередь, Аппиан и Плутарх рассказывают об известной беседе Ганнибала со Сципионом Африканским, в которой карфагенянин на вопрос Сципиона, кого он считает величайшим полководцем, ответил, что на первое место он ставит Александра Великого, потому что тот разгромил полчища варваров и дошел до самых далеких стран; на второе — Пирра, потому что тот первым начал сооружать военные лагеря; себя же Ганнибал поставил лишь на третье место (App. Syr., 35–36; Plut. Pyrrh., 8). Несколько иначе этот рассказ звучит у Тита Ливия, который ставит в заслугу Пирру приоритет не только в сооружении лагерей, но и в использовании в военных целях местности, размещении караулов и (самое важное) искусстве располагать к себе людей, приобретая таким образом необходимых союзников (Liv., XXXV, 14, 8–9). Понятно, что подобная похвала в устах самого Ганнибала дорогого стоит.

Не только греческие, но и римские историки отдавали должное полководческому таланту Пирра. Так, Кв. Энний привел достаточно своеобразную характеристику Пирра: «Безрассуден род Эакидов: они могучи больше в бою, чем своей мудростью» (Enn. Ann., VI, 197–198: stolidum genus Aeacidarum: bellipotentes sunt magis quam sapientipotentes). Между тем у Ампелия мы находим уже не оставляющую никаких сомнений оценку военных талантов Пирра: «Он превосходил всех греков в мудрости и опытности в военном деле» (Ampel., 28, 3).

Все это убеждает нас в мысли о том, что в лице Пирра военная наука и искусство эллинистической эпохи нашли своего поистине выдающегося представителя.

* * *

Суммируя основные выводы, сделанные в данной главе, а также имея ввиду некоторые другие аспекты деятельности эпирского царя, которые станут предметом отдельного рассмотрения в следующем разделе книги (идеология и династические браки), мы приходим к заключению, что в период правления Пирра царская власть в Эпире претерпела решительные изменения: на смену существенно ограниченной в правах племенной басилейи пришла монархия эллинистического типа, носившая неограниченный характер.

Глава VIII

ИДЕОЛОГИЯ

Легитимация и сакрализация власти Пирра

Создание героической генеалогии

Будучи не только прекрасным полководцем и смелым воином, но и мудрым государственным деятелем, Пирр хорошо понимал значение идеологии. Во-первых, четкая государственная идеология была необходима царю для решения внутриполитических задач. Переход от так называемой «героической басилейи» к монархии эллинистического типа нуждался во внятном обосновании этой трансформации в глазах эпиротов. Во-вторых, осуществление грандиозного похода на Запад требовало как серьезных военных ресурсов, так и панэллинской идеи, которая была бы объединяющим началом для всего греческого мира в его борьбе с западными варварами.

Эллинистические монархии, возникшие на руинах державы Александра Великого, и их цари остро нуждались в соответствующей легитимации и сакрализации. Все это было актуально и для Пирра, который ставил перед собой грандиозные политические задачи. Считая себя вторым Александром, Пирр мечтал о создании великой империи, аналогичной, а возможно, и даже более обширной, чем та, которая была создана его знаменитым предшественником. Такой программе было необходимо соответствующее идеологическое обоснование.

В биографии Пирра Плутарх, рассмотрев царскую генеалогию и указав на знаки