Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин

посвященным. Многие наивно думали, что его, как умелого и опытного администратора, отправили наводить порядок в другом ведомстве: тогда часто перебрасывали руководителей с одного места на другое.

11 октября задним числом политбюро приняло постановление:

«Назначить т. Ежова Н.И. Народным комиссаром внутренних дел Союза ССР с оставлением его по совместительству секретарем ЦК ВКП(б) и Председателем Комиссии Партконтроля, с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал НКВД».

12 октября Каганович писал Сталину:

«У т. Ежова дела идут хорошо. Взялся он крепко и энергично за выкорчевывание контрреволюционных бандитов, допросы ведет замечательно и политически грамотно. Но, видимо, часть аппарата, несмотря на то, что сейчас притихла, будет ему нелояльна. Взять, например, такой вопрос, который, оказывается, имеет у них большое значение, это вопрос о звании.

Ведутся разговоры, что генеральным комиссаром останется все же Ягода, что де Ежову этого звания не дадут и т. д. Странно, но эта “проблема” имеет в этом аппарате значение. Когда решали вопрос о наркоме, этот вопрос как-то не ставился. Не считаете ли, т. Сталин, необходимым этот вопрос поставить?»

Когда в 1935 году вводились специальные звания начальствующего состава Главного управления государственной безопасности, для себя Ягода придумал звание генерального комиссара государственной безопасности, приравненное по армейской табели о рангах к маршальскому.

Обращение Кагановича к Сталину возымело действие. 27 января 1937 года Николай Иванович Ежов получил вожделенное звание генерального комиссара государственной безопасности и стал щеголять в новенькой форме с большой маршальской звездой на петлицах и на рукаве гимнастерки.

В декабре 1936 года в Москве провели пленум ЦК, о котором по личному указанию Сталина в печати ничего не сообщалось. 4 декабря новый нарком Ежов сделал доклад «Об антисоветских, троцкистских и правых организациях».

Через два дня, 7 декабря, членов ЦК вновь собрали поздно вечером. Выступал Сталин. Он возмущался тем, что «бывшие оппозиционеры стали заниматься самоубийствами»:

– Ведь это тоже средство воздействия на партию. Ломинадзе кончил самоубийством, он хотел этим сказать, что он прав, зря его допрашивают и зря его подвергают подозрению.

Бесо (Виссарион Виссарионович) Ломинадзе очень молодым сделал стремительную карьеру и в 1930 году стал первым секретарем Закавказского крайкома, то есть руководителем трех республик – Азербайджана, Армении и Грузии. Но позволил себе не соглашаться со Сталиным и лишился должности. Не испугался и продолжал стоять на своем. Осознав, что его ждет арест, выстрелил в себя. Но умер не сразу.

Серго Ломинадзе, его сын, впоследствии рассказывал:

«Все переговоры с Москвой ночью по телефону велись лично с Серго Орджоникидзе. Серго обещал немедленно выслать из Москвы самолетом в Магнитогорск знаменитого хирурга. Потом настала минута, когда все вдруг почему-то переменилось: вместо Серго из Москвы стал говорить Ягода. Вопрос о присылке хирурга сразу отпал. Приказано было оперировать местными силами. Вскоре после того, как все было кончено, местный хирург под страшным секретом признался матери, что отцу специально дали такую дозу наркоза, чтобы он не проснулся».

– А что оказалось? – продолжал на пленуме Сталин, немало раздраженный тем, что его лишили возможности наказать отступника. – Оказалось, он в блоке с этими людьми. Поэтому он и убился, чтобы замести следы. Так это политическое убийство – средство бывших оппозиционеров, врагов партии сбить партию, сорвать ее бдительность, последний раз перед смертью обмануть ее путем самоубийства и поставить ее в дурацкое положение… Собственно говоря, если я чист, я – мужчина, человек, а не тряпка, я уж не говорю, что я – коммунист, то я буду на весь свет кричать, что я прав. Чтобы я убился – никогда! А тут не все чисто. Человек пошел на убийство потому, что он боялся, что все откроется, он не хотел быть свидетелем своего собственного всесветного позора. Вот вам одно из самых последних острых и самых легких средств, которым перед смертью, уходя из этого мира, можно последний раз плюнуть на партию, обмануть партию… Мы хотим доискаться всей правды объективно, честно, мужественно. И нельзя нас запугать ни слезливостью, ни самоубийством.

Голоса с мест:

– Правильно!

Продолжительные аплодисменты.

Решением политбюро 27 января 1937 года отправили в запас генерального комиссара государственной безопасности Ягоду. Он больше не был защищен своим маршальским званием. Да и останься он генеральным комиссаром госбезопасности, это все равно не спасло бы его от расстрела, как не спасли маршальские звезды Михаила Николаевича Тухачевского.

Драматург Александр Гладков 28 января 1937 года записал в дневнике:

«В газетах сообщается о присвоении Ежову звания Генерального комиссара госбезопасности. Фото Наппельбаума, заметно ретушированное: просто герой-любовник.

И еще на 6-й странице внизу скромно-лаконичное, но сенсационное сообщение под заголовком “Хроника”: “ЦИК СССР постановил Генерального комиссара госбезопасности т. Ягоду Г.Г. перевести в запас”… Скорее всего, это еще одна ступень лестницы, которая ведет в лубянский подвал».

Через день Гладков пометил в дневнике:

«Много разговоров и слухов вокруг опалы Ягоды. Уже говорят об его аресте, хотя то, что он назван в заметке “т.”, т. е. “товарищем”, это опровергает. Мы научились расшифровывать все подобные нюансы».

23 февраля 1937 года в Москве начал работу печально известный февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б), который обосновал необходимость большого террора.

Сталин выступил с докладом «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников».

Он подвел идеологическую базу под террор:

– Чем больше мы будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее они будут идти на острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последнее средство «обреченных».

Н.И. Ежов, И.В. Сталин, М.И. Калинин, А.И. Микоян, А.А. Андреев, Л.М. Каганович и др. 1 мая 1937. [РГАСПИ]

Ежов понравился Сталину своей невероятной исполнительностью. Всем казалось, что Николай Иванович – главный сталинский любимец. Но любовь вождя не бывала долговечной

На пленуме объединили всех мнимых врагов – троцкистов, зиновьевцев, правых, подлежащих уничтожению, потому что новый нарком внутренних дел Ежов, выступая, сказал, что Бухарин и Рыков собирались убить Сталина.

Генрих Ягода попросил слова и получил его на третий день работы пленума. Он обрушился на Алексея Ивановича Рыкова, которого сменил в наркомате связи:

– Рыков здесь сказал, что он честно работал в наркомате связи. Я сейчас расскажу, как он «честно» работал в этом важнейшем наркомате. Вся его деятельность полностью соответствовала платформе контрреволюционной борьбы с советской властью. Нет ни одного наркомата в таком разваленном виде, как наркомат связи. Только враг, только хитрый и злостный враг, каким является Рыков,