Том 8. Фабрика литературы - Андрей Платонович Платонов

class="p1">Но Ирвинг сделал очень много для точного, реального изображения обстоятельств, – и в тех рассказах, которые мы здесь упомянули, и в не упомянутых нами, – обстоятельств, при каких люди его среды и времени впадали в забвение или желали его условий, благодаря которым человек бесследной тенью проходил в действительном мире, поглощенный лишь жаждой любви, личного наслаждения и забвения.

Люди, описанные Ирвингом, были, как характеры, как личности, не хуже наших современников, не грустнее и не ниже нас по человеческим качествам, но великая тень исторической ночи или, быть может, утренний туман предыстории держал их в завороженном состоянии, и они ожидали волшебника, если говорить их символическим языком.

Мы постараемся, чтобы их ожидания оправдались, чтобы наша эпоха была действительно волшебной в реальном смысле.

«В поисках родины» А. Ершова

В сборнике восемь рассказов, созданных в течение 1910–1937 годов.

Первый рассказ – «В поисках родины», написанный в 1915 году, сразу же дает нам представление об авторе как о писателе, у которого дарование умножено на глубокий личный жизненный опыт. Из этого мы предполагаем, что А. Ершов издавна имел еще и вторую профессию, благотворно повлиявшую на него как на писателя. Это явление имело место и раньше, – вспомним, например, Гарина-Михайловского, инженера и писателя, – и давало иногда превосходные результаты.

В рассказе «В поисках родины» описана потрясающая драма прошлой русской народной жизни – переселение.

Из Курской губернии на восток, в казахские степи, едут малоземельные крестьяне – в поисках новой родины, которая дала бы им, в ответ на тяжкий труд, хлеб насущный и мало-мальски обеспеченный достаток. Но уже в дороге курские крестьяне встречают «обратников», то есть переселенцев, едущих обратно на старую родину. Обратник кратко и точно объясняет положение:

«– Далече? – поинтересовался Лаврентий (курский переселенец).

Мужик (обратник) почесал за ухом, снял шапку и ответил:

– Домой… В Расею… – И лицо его вдруг расплылось в широчайшую улыбку, сделалось по-детски радостным и светлым.

– Что так, дядя? Аль плохо?

– Не-е… Кто в силах, тому не плохо. Вот у нас на участке Кузьма Крамарь, хохол… Летось только приехал, а, смотри, много уж у него. Хозяйство справное… Деньги были, ну, значит, и хорошо ему.

– А земля как?

– Что земля! Много ее. Пахать, вишь, не на чем… Кормиться плохо. Земля – она небогатая, что и говорить, навозу надо. А без скота откуда навоз. Вот и надумал я назад».

Вот и философия всего старого русского переселения. Ни бедняку, ни даже середняку оно, переселение, не под силу. На освоение, на обжитие новых мест нужны значительные средства: нужен скот, нужно тягло, следует иметь хоть кое-какой инвентарь, нужны капитальные затраты на устройство жилищ и водоснабжение, на землеустройство и прочее. Откуда это все взять! Ссудами на переселение покрывалась лишь малая доля самых необходимых затрат, и сама ссуда затем – для оставшихся переселенцев – превращалась в ярмо, так как ссуду следовало погашать в точные сроки, а земля рожала не всегда точно, и самому каторжному труду она зачастую не отвечала урожаем: то засуха, то град, то полевой вредитель.

Переселение посильно было только для очень зажиточного крестьянина, а бедняки и середняки редко выносили его. Часто бывало, что переселение для малоимущих крестьян кончалось тем, что они нанимались в батраки к местным или пришлым кулакам, уходили на заработки в города и на стройки, погибали от голода на чужбине или становились обратниками. Это обратничество имело довольно широкое развитие. Если представить себе всю картину, как крестьяне движутся потоком с запада на восток и с востока на запад, бессмысленно расточая свое время, свою жизнь, свои последние достатки, уменьшая плодотворность народного труда, потому что переселенцы – существенная часть народа, – если представить себе это пустое, тоскливое движение бедствующих людей, эту суету в обширной, беспомощной стране, то картина получится страшная.

В чем была причина такого бедствия? В том, что старая Россия была национально не устроена: народы ее жили между собою врагами; в том, что материальный и культурный уровень всех народов, проживавших в России, был чрезвычайно низок, что труд человека не был оборудован техникой, а сам трудящийся человек не имел достаточных знаний. Как говорилось в старину, «техника» крестьянина заключалась в том, что он «корягой пашет, а ногтем жнет».

Крестьянское переселение при капитализме стало одним из способов разорения народа и умерщвления его. Переселение, в конечном счете, давало новых работников промышленности, добавляло бродяг и нищих на большие дороги, увеличивало число покойников в земле и лишь некоторая часть переселившихся прочно оставалась на новой родине и обживала ее.

Именно про это повествует рассказ «В поисках родины», – про то, что плохо, гибельно было маломощному крестьянину и в родной тесной губернии и в обширной сибирской земле.

Приехав в большую казахскую степь, группа крестьян устраивает поселок, представляющий из себя несколько землянок. В тоске, в нужде и в томлении живут крестьяне-бедняки на своей новой оседлости. Наиболее яркая человеческая фигура в рассказе – Лукерья, живая молодая женщина, ищущая достойного, счастливого существования. Но все ее попытки – робкое влечение к землемеру, уход из дома – кончались тем, что муж избивал ее чуть не насмерть.

Оставшись на зиму без корма для лошадей и скота, переселенцы похищают у казахов степное сено – и сценой схватки переселенцев с казахами заканчивается рассказ.

Рассказ «В тупике» (1913 г.) изображает безвыходную судьбу нищего старика Филиппа.

«– С осени, – говорит Филипп, – сам знаешь, плохо у нас в Серебрянке-то стало. К Покрову-то, почитай, все зачистили, мышам не осталось… Плохое житьишко народу пришло. Никон-от, Санькин отец, сам не свой стал… Крыши, слышь, раскрывать стали… А у Никона и раскрывать нечего было… У первого у него в Серебрянке и корова пала… Беда пришла, и упал духом Никон».

Филипп в то время служил сторожем в школе. Приходит к нему однажды Санька, дочь Никона.

«– Прибегла ко мне зачем-то… Смотрит: хлеб. Пришла – и забыла зачем… Просить не просит, а тянется… Дал ей кусок… Не съела, смотри, сама. Домой утащила».

Никон голодает сам-седьмой: у него пятеро детей. Приходит он к Филиппу – и в ноги:

«– Пусти, говорит, родной, вместо себя. В город уйдешь ты, старенький, боговым именем прокормишься, а мне куда. Много нас… И плачет, за ноги обнимает… Страшно мне стало… Ожесточело сердце. Куда я сам-то, старый?»

И Филипп отказал Никону, не уступил ему своего места сторожа при школе, где бы Никон мог прокормить семью. Никон повесился от горя, не выдержав голодного мучения своих детей. После смерти Никона, Филипп поставил