Лаврентий Берия. История, написанная кровью - Леонид Михайлович Млечин

Семен Игнатьев перестал быть министром госбезопасности, которое слили с МВД. В порядке компенсации его избрали секретарем ЦК по правоохранительным органам, но просидит он в этом кресле всего месяц.

Неожиданное повышение получил первый секретарь ЦК Азербайджана Мир Джафар Багиров, его сделали кандидатом в члены Президиума ЦК — это был дружеский подарок Берии. Багиров очень скоро последует за своим старым другом на тот свет.

— Известно, какая началась карусель: такое министерство ликвидировать, такое-то слить, и чего мы только ни нарешали, — рассказывал впоследствии Никита Сергеевич. — Запутали все. Дошли до того, что утвердили секретарем Президиума Верховного Совета товарища Пегова, который не был даже депутатом.

А из опустевшей ближней дачи ночью тело мертвого вождя вынесли на носилках, положили в катафалк и отвезли в морг. Вскрытие провели 6 марта.

Его результаты не оставляют ни малейших сомнений относительно причин смерти:

«Патологоанатомическое исследование полностью подтверждает диагноз, поставленный профессорами-врачами, лечившими И.В. Сталина. Данные патологоанатомического исследования установили необратимый характер болезни И.В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительного результата и предотвратить роковой исход».

На похоронах в понедельник утром 9 марта на Красной площади выделялась делегация Лубянки — члены коллегии министерства и партийного комитета шли с венком «И.В. Сталину от сотрудников государственной безопасности страны». Впереди процессии шел первый заместитель министра внутренних дел СССР Серов. Генералы несли на красных подушечках награды Сталина, которыми он сам себя одарил.

Машина везла орудийный лафет, на котором стоял гроб, накрытый стеклянным колпаком. На гранитной лицевой панели, изготовленной для Мавзолея на Долгопрудненском камнеобрабатывающем заводе, уже были слова «Ленин — Сталин». Высшим чиновникам выдали именные пропуска для прохода на Красную площадь «на похороны Председателя Совета Министров СССР и секретаря Центрального Комитета КПСС, генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина».

Н.А. Булганин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, Г.М. Маленков, Н.С. Хрущев и Л.П. Берия на Мавзолее во время прощания с И.В. Сталиным. 6 марта 1953. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 1684. Л. 17]

Во время похорон Сталина все вглядывались в лица вождей, чтобы понять, кто из них теперь главный?

Речи с трибуны Мавзолея произносили трое — Маленков, Берия и Молотов. Все решили, что они теперь главные. Но насчет Молотова ошибались.

«К моему удивлению, — писал уже упоминавшийся на страницах этой книги Гаррисон Солсбери. — Маленков, толстяк средних лет, оказался весьма привлекательным. Он говорил на прекрасном литературном русском и, казалось, обещал новое, более интеллигентное правление. Берия был обворожительно снисходителен к своим компаньонам».

Народный артист России Валентин Иосифович Гафт, который в одном фильме весьма колоритно сыграл Лаврентия Павловича, вспоминал:

— Когда Сталина хоронили, на Красной площади я видел Берию, и это произвело очень сильное впечатление — речь Берии и он сам. Лицо Берии было почти закрыто, сверху была шляпа, надвинутая на самые брови, воротник поднят так, что виден был только говорящий рот и пенсне. Тогда я подумал, что он похож на шпиона.

Константин Симонов:

«Речи были абсолютно одинаково холодными. Речь Маленкова, произнесенная его довольно округлым голосом, чуть меньше обнажала отсутствие всякого чувства скорби. Речь Берии с его акцентом, с его резкими, иногда каркающими интонациями в голосе, обнажала отсутствие этой скорби более явно. А в общем душевное состояние обоих ораторов было состоянием людей, пришедших к власти и довольных этим фактом.

У микрофона Маленков в ушанке, а справа от него между Хрущевым в папахе пирожком и Чжоу Эньлаем в мохнатой китайской меховой шапке Берия, грузно распирающий широкими плечами стоящих с ним рядом, в пальто, закутанный в какой-то шарф, закрывающий подбородок, в шляпе, надвинутой по самое пенсне, шляпа широкополая, вид мрачно-целеустремленный, не похож ни на кого другого из стоящих на Мавзолее.

Больше всего похож на главаря какой-нибудь тайной мафии из не существовавших тогда, появившихся намного позже кинокартин. И на второй полосе он же снова между Чжоу Эньлаем и Хрущевым, в том же пальто с шарфом, в той же широкополой шляпе, надвинутой на самое пенсне, идущий за гробом Сталина».

Леонид Николаевич Ефремов, в ту пору первый секретарь Курского обкома, как член ЦК стоял в траурном карауле в Колонном зале Дома союзов:

«Меня неприятно поразило, что в комнате президиума, куда мы зашли, Хрущев, Маленков и Берия о чем-то весело переговаривались, а Берия рассказывал какой-то анекдот… Все они рассмеялись. На мой взгляд, это совершенно не соответствовало переживаемому моменту».

Возможно, на эти воспоминания повлияли события более позднего времени. Но одно точно: умерший вождь мало кого интересовал. Для армии советских чиновников главная проблема состояла в том, чтобы разобраться в новой структуре власти. Партийному аппарату предстояло понять, кто теперь хозяин в стране, на кого ориентироваться, кому служить.

Маленкова в роли председателя Совета министров СССР утверждал Верховный Совет. Предложил его кандидатуру опять же Берия. Это был сигнал всей стране.

Молотов впоследствии рассказывал:

— Кто назначил Берия для того, чтобы он рекомендовал премьер-министра? Он сам себя назначил. Когда 9 марта собирался Верховный Совет, я позвонил Берии по-товарищески.

Мы тогда были товарищами еще. Хорошо ли это, почему, собственно говоря, премьер-министра, предложенного партией, рекомендует не секретарь Центрального комитета Хрущев? Почему бы Хрущеву не выступить? — «Нет, я».

Никиту Сергеевича Хрущева освободили от обязанностей первого секретаря Московского комитета партии, чтобы он «сосредоточился на работе в Центральном комитете КПСС». Но власть в те дни принадлежала другим.

Исходили из того, что первую роль в стране и партии будет играть Маленков. Он был фактически правой рукой Сталина. Без Георгия Максимилиановича не решалось ни одно дело — ни в ЦК, ни в правительстве. Он пропускал через себя все бумаги, поэтому от него зависел и партийный аппарат, и все министры.

«Маленков был молчалив и без нужды не высказывался, — вспоминал Микоян. — Когда Сталин что-то говорил, он — единственный — немедленно доставал из кармана френча записную книжку и быстро-быстро записывал “указания товарища Сталина”. Мне лично такое подхалимство претило. Сидя за ужином, записывать — было слишком уж нарочито».

При Сталине Маленков был фигурой номер два, сейчас по логике вещей становился номером первым. Сталин, правда, сохранял за собой и пост секретаря ЦК, а Маленков 14 марта на пленуме от него отказался, «имея в виду нецелесообразность совмещения функций председателя Совета Министров СССР и секретаря ЦК КПСС».

Секретариат ЦК избрали всего из пяти человек, причем пятого — Семена Игнатьева — почти сразу