Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Почему следователь Токарев не принимает во внимание, что смерть Ирины никак не может быть самоубийством, т. к. она не утонула, а сломала позвонок, это явный случай.

В разговоре со следователем хорошо бы вставить фразу о том, что он (Крымов) уже рассказывал ему подробности трагедии. Это снимет ощущение нарочитой недоговорённости в ответах Крымова.

Очень затянута сцена с гостями у Ирины.

5. Зачем нужна сцена с церковным сторожем у Троицкой церкви? (№ 2, стр. 72).

6. Описаны две встречи с отцом (№ 1, стр. 51, № 2, стр. 144). По-видимому, речь идёт об одной и той же встрече, но они противоположны по сути.

7. Почему загадочную площадь – символ счастья – Крымов ищет не у себя на родине, а в чужой стране? (№ 2, стр. 145)» (РГАСПИ. Ф. м.-42. Оп. 5, ч. Х. Д. 515. Л. 5–6).

Бондарев признался, что самостоятельно выполнить все работы по этим замечаниям ему было бы трудно. Поэтому весной 1985 года к писателю прикрепили опытного редактора Зинаиду Коновалову, которая перед этим ушла из издательства на пенсию. Она пообещала за месяц заново отредактировать роман Бондарева в нужном издателям духе.

Когда книга наконец вышла, многие думали, что повторится прежний сценарий: шквал положительных откликов в прессе, премии и экранизация. Ведь роман вызвал восхищение даже у последнего советского классика Леонида Леонова. «Читаю „Игру“ Ю. Бондарева, – сообщил он 8 августа 1985 года литературоведу Александру Овчаренко. – Он очень талантлив. Я делаю все свои ставки на него. Роман интересен. По телефону я сказал, что кое-где сюжет не прояснён. Не понял, виноват ли Крымов перед Скворцовой? А если не виноват, то почему ещё до суда к нему все так относятся? Возможно, автор спешил, а время требует очень точных формулировок. Впрочем, он говорит о таком важном и горьком, что заниматься ювелирной отделкой почти кощунственно. Спешить опасно, но и медлить, как я, вряд ли уместно».

Однако мнение Леонова разделили не все. Летом 1985 года появился номер журнала «Вопросы литературы» со статьёй Игоря Дедкова. Там известный критик назвал «Игру» чуть не халтурой.

Разругал бы роман какой-нибудь щелкопёр, может, никто б и не придал этому серьёзного значения. Все знали, что в литературных кругах процветала групповщина. Скажем, клан, группировавшийся вокруг «генералов» детской литературы Альберта Лиханова и Анатолия Алексина, в упор не признавал талант Эдуарда Успенского. И когда по Успенскому стрелял в периодике какой-нибудь Игорь Мотяшов, многие понимали, что критик просто откликнулся на просьбу своих покровителей. Но Дедков имел репутацию именно независимого человека. В 1981 году он не побоялся обрушиться на целую плеяду сорокалетних московских прозаиков, опубликовав в малотиражном журнале «Литературное обозрение» громкую статью «Когда рассеется лирический туман». И самое главное, Дедков очень вдумчиво анализировал тексты. Все свои оценки он подкреплял весомыми аргументами.

Статья Дедкова о Бондареве произвела в литературной среде эффект разорвавшейся бомбы. «Критик, – вспоминал впоследствии в „Живом журнале“ литератор Анатолий Хомяков, – бестрепетно поднял руку на официального любимца эпохи. Он чётко и строго обозначил пределы опыта и изъяны духовного зрения у захваленного литератора. Это был мощный и неотразимый удар по мнимостям в современной словесности ‹…› Предельно саркастичен взгляд Дедкова на воспетого Бондаревым в романе „Игра“ режиссёра Крымова. Критик упорно метит здесь в самовлюблённость, нарциссизм героя. Крымов наслаждается своей незаурядностью, своими необычными запросами, а Дедков тем временем выявляет фальшь в высокопарных монологах режиссёра о разных небудничных материях, нравственную ущербность и человеческую мелкотравчатость героя ‹…› Дополнительную остроту этим наблюдениям придавала увиденная критиком близость Крымова к самому автору романа. Дистанция меж ними почти неуловима».

По большому счёту, возражать Дедкову было нечего, но Бондарев и его группа поддержки попытались дезавуировать статью критика. Они попробовали организовать контратаку, однако ничего хорошего у них не получилось. Кого Бондарев поднял на свою защиту? В первую очередь Юрия Идашкина. Но Идашкин всегда оперировал только понятием «идейность». Он так и не научился глубоко и тонко анализировать тексты. Я уже не говорю, что от всех его статей веяло скукой. Неудивительно, что Идашкин в споре с Дедковым вчистую проиграл.

Позже Бондарев пытался объясниться с читателями: мол, не все поняли его замыслы и разобрались в созданных им характерах. Он-то продолжал считать, что «Берег», «Выбор» и «Игра» – это вершина его творческой биографии. Спустя годы писатель утверждал: «Такие характеры, как Васильев, Никитин и Крымов – это характеры не те, которые изо дня в день разрабатывала наша литература. В силу многих причин большая часть нашей прозы строила характеры на иной основе – на движении внешнем, на энергии, на глаголе: вошёл, сказал, сделал, ушёл. Самопознание почти отсутствовало, оно отсутствует и сейчас во многих вещах. Стало бы моим полным провалом, зато удовлетворило бы многих критиков, покажи я Васильева или Никитина на пути в люди, путь из драных штанов в хорошие брюки – как им это удалось или не удалось. Чепуха! Когда человек внешне благополучен, вроде бы счастлив для чужих глаз, а в действительности неудовлетворён и недоволен собой, он в жизни что-то не смог, не совершил, вернее – не сделал ещё один шаг к добру, который необходимо сделать, но, может быть, так и не сделает – вот что интересно мне в современном гомо сапиенс.

Мне интересны люди искусства потому, что эти люди с обнажёнными нервами и должны по роду своей профессии совестливо проживать десятки чужих жизней. Мне интересен герой думающий, сомневающийся, идущий не кратким путём между двумя точками на плоскости, а зигзагообразно – ведь путь наш вообще зигзагообразен, жизнь человеческая такова.

В „Выборе“ есть ряд сцен, где ясно, какой выбор мог сделать и сделал Васильев. Но, может быть, это не выбор, а полувыбор, как и вся жизнь многих из неё» («Молодая гвардия». 1992. № 10. С. 12).

Но все эти поздние объяснения были, как говорится, для бедных. Бондарев боялся признать свои творческие неудачи, особенно слабости своей «Игры». Критика Игоря Дедкова его ничему не научила. Он не понимал, что комфортное время уходит и скидки от критиков теперь вряд ли стоит ждать. Надо было готовиться к новым вызовам.

В роли большого литначальника

Ещё в середине 1970-х годов Сергей Михалков и Юрий Бондарев, похоже, негласно поделили сферы влияния в Союзе писателей России. К Бондареву, видимо, отошли вопросы, которые были связаны с творчеством на военную и деревенскую темы, а также надзор за всеми литературными изданиями страны. К тому времени писатель сильно эволюционировал в сторону почвенников.