Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

Рассказывает он с огромным увлечением и энтузиазмом. Сначала было очень трудно примениться к нему и записывать, после дело наладилось, т<ак> к<ак> он и сам старался приспособиться к моему карандашу. Один из очень немногих, он понимает и ценит значение своих сказок и своего искусства: «Мои сказки, оборони Бог, хорошие». «Ну, у меня сказки-то чудные». «Мои сказки лестно слушать». «Ты мои сказки все равно не перепишешь – и все буду говорить складно – как-нибудь не люблю говорить».

Высокую оценку, которую он дает своим сказкам, подтверждает он с твердой уверенностью, что все его сказки из книг. «Мои сказки, все до одной, с книг – от ученых от людей». На вопрос, где слышал и учился сказкам, отвечает так: «Вот сказку кто проговорит – я и пойму. Раз по Байкалу ходил, так матрос был посказатель – от него штук 6 я и перенял…»

Для него не было большего удовольствия, как наблюдать мою усталость. Когда я, порою совершенно измученный, бросал карандаш и делал маленький перерыв, он удовлетворенно восклицал: «Aha! Нарвался ты на меня! Ну, теперь пиши, пиши! Aha! Будешь ты мои сказки помнить! И кто его тебе на меня натолкал! Ну, теперь пиши, пиши!»

Ему было чрезвычайно занятно, и вместе с тем это очень волновало его, что его сказки будут отпечатаны: «Ты отпечатай мое имё-фамилию в газетах, все, мотри, выстави, как я живу, где живу, чем занимаюсь – пущай все знают…»

Живет он в сторожке при церкви, трапезником. Держится с большим достоинством как человек, знающий себе цену во всех отношениях. Зарабатывает он, впрочем, на деревенский уклад, немало. Он получает 7 р. как трапезник; он ходит делать кирпичи, имеет всякого рода попутный заработок. «Да ты богач, дед, – сказал я ему шутливо, – на всем зарабатываешь, на церкви, на кирпичах, теперь вот на сказках заработал».

«А ишо на картах!» – добавил он, хитро подмигивая. Оказывается, он еще ворожит, зарабатывая и на этом копейку. Всегда ли удачно он ворожит – не знаю, знаю, что только успех он имеет немалый. <…>

12–VII–1927. К биографии Дм. Сав. Асламова. Старик – ясашный. Из Нюрхая. В Нюрхае у него хозяйство – жена и сын. Брат держит мельницу где-то недалеко от Гужиров.

В молодости он служил в городе – около 8 лет – служил и кучером, и дворником. Ходил в матросах. На пароходе (байкальском) у одного матроса перенял около 6 сказок. Остальные перенял у какого-то старика, не то в Нюрхае, не то в Тунке. Но, конечно, едва ли это могло быть единственным источником его рассказов. Старик – несмотря на 8‑й десяток – очень боек, живой, юркий. Он устает подолгу сидеть на одном месте, ему надо побегать, пройтись – вообще быть в движении.

Сегодня он особенно беспокоился – хорошо ли я записываю. «Ты ладно ли пишешь? Смотри, хорошо пиши!» Рассказывая Афонюшку[27], он воскликнул довольный: «Вот хохотать-то будут – будут читать! Ну, пускай, пускай похохочут». <…>

Теперь, кажется, его знание и умение рассказывать сказки, как и сами сказки, приобрели еще больше весу в его глазах[28].

Во время экспедиции М. К. пришлось наблюдать и такое редкое явление, как состязание двух сказочников: с одной стороны, Д. Асламов, с другой – С. Карый. «Состязание длилось несколько часов и привлекло огромное количество слушателей»[29].

Экспедиция оказалась недолгой, но М. К., гордый ее результатами, начинает обдумывать научную публикацию. 16 августа 1927 г. он сообщает И. Поливке:

Нынешняя моя поездка в Тункинский край была очень удачной. Правда, я все еще чувствовал (и чувствую) себя очень плохо и потому не довел там работы до конца, уехав несколько ранее, чем следовало бы. Но все же удалось записать около 90 текстов. Некоторые из них я записывал по 7–8 часов. От одного старика записал свыше 40 текстов. С начала будущего года предполагаю приступить к обработке, хотя возможностей для печатания пока не предвидится никаких. Интересны тексты, где неожиданно врываются штрихи современности и недавнего прошлого. Моя гипотеза о поселенческом («бродяжьем») влиянии значительно укрепляется новыми материалами…[30]

Позднее, в сборнике сказок Сороковикова, М. К. упомянет об издании под названием «Сказки Тункинской долины»; в нем, сколько можно судить, ученый предполагал объединить записанные им сказки Сороковикова, Тугаринова, Асламова и др. Работа началась сразу после экспедиции 1927 г. и продолжалась затем в течение нескольких лет. В письме к И. Поливке от 26 июля 1928 г. М. К. жалуется:

…сейчас без всякого энтузиазма работаю над материалами своей тункинской экспедиции. Без энтузиазма, ибо не верю в реализацию сборника. А материалы – исключительные по своему значению. Сказочник Асламов, тексты которого лежат в центре предполагаемого сборника (41 №№ !), представляет собой совершенно необычное явление. Особенно по сознанию ценности своего материала и своего искусства. Его реплики (между текста) – великолепны. Замечательны и другие мастера, особенно Егор Сороковиков, о котором я писал в своем отчете («Сибирская живая старина», V). Впрочем, мои ленские тексты ждали: первый выпуск – 10 лет, а второй – 15, и то последний увидел свет только благодаря Вашему сердечному участью[31].

Заполняя 18 сентября 1929 г. анкету Иркутского бюро Общества изучения Сибири и ее производительных сил[32], М. К. указал (в ответ на вопрос о своих работах, оставшихся в рукописи): «Сказки Тункинской Долины (около 25 листов). Библиография истории Сибири (около 5 листов) и проч.»[33]

О тех же «Сказках» он писал К. Крону 16 февраля 1930 г.: «…все это должно составить огромный том, на опубликование которого у меня нет никаких надежд»[34]. А летом 1933 г., признаваясь Ю. М. Соколову в том, что публикация сказок Тункинской долины («книга листов в 15–18») является его «заветной мечтой», М. К. добавляет: «…Асламов, которого я там открыл, должен занять одно из первых мест в Пантеоне русских сказителей»[35].

Задуманное М. К. издание варьировалось и разрасталось. Заполняя в Союзе писателей «творческую карточку», М. К. указал в 1936 г.: «Сказки Тункинской долины. – 3 тома. Тексты и исследование»[36]. Вероятно, он предполагал объединить под одним переплетом Сороковикова, Асламова и других тункинских сказочников, чьи тексты им были записаны летом 1927 г. и вторично летом 1935 г. А 12 марта 1937 г. М. К. сообщал в правление Ленинградского отделения Союза