Либежгора - Рустам Разуванов

– Ну да, прискакал уже хорошенький.

– Эх… Это не дело. Нельзя так. Ты отдохни, освежись. Да в другую машину полезай.

– Покурить хочу.

– Покури-покури, внучек, – сказал пожилой мужчина, который вез нас на «Москвиче».

Все вышли на улицу и устроили небольшой перекур. Кто-то отбежал до прилеска по нужде. Кто-то стоял и топтал ногами, пытаясь спастись от подступающего холода. Я и сам заметил, что температура в Ленинграде и здесь, под Тихвином сильно отличалась. Кругом уже образовалась ровная нетронутая пелена снега. Изо рта шел пар. Ноги и руки коченели даже за несколько минут, проведенных на улице. Пришла зима.

Перекурив, Юрка сел в другую машину, и мы тронулись в путь. Дорога становилась все труднее и труднее, и мы с каждым разом замедляли ход. Пару раз кто-то сзади даже застревал, но пассажиры сами помогали вытолкать автомобиль. Вскоре нам начали попадаться соседские деревеньки, а когда они закончились, в самом конце, за полями показалась и наша деревня. За ней не было уже ничего, кроме обходного пути через лаву к трассе, на которой можно было поймать автобус и уехать прочь от бескрайних лесов с болотами, охвативших целые края со странными названиями неясного происхождения. Мы были дома.

Глава 6. Нельзя покойников одних оставлять

Мы долго разгружались. Выкладывали закупленные продукты, размещали гостей. На веранде уже стояла минусовая температура, и спальных мест из-за этого стало меньше. Как раз до этого, когда еще только выносили гроб из машины дяди Сережи, к нам выбежала соседка баба Нина. Она громко причитала, как это всегда делают старухи на похоронах, и между тем приговаривала:

– Привезли, привезли родненьку, вся белехонька, как снег, а я ждала… Ждала тебя!

– Умерла в больнице… Ночью.

– А я знаю… Знаю… Знаю, Танечка.

– А кто вам сказать успел?

– А мне никто не сказал, никто. Она сама ко мне ночью пришла, просила, чтоб ее на кладбище похоронили. Так и сказала и место указала даже.

– Что?!

– Плохо ей, Риточка, плохо, не отпускают, видно, ей черти-то эти. Не отпускают! Нужно именно в том месте похоронить, я тебе покажу. Я покажу, в аккурат где последняя-то могила, туда, к обрыву, где повыше.

– Разберемся.

Тетя Таня, холодно ответив соседке, отвела маму в сторону и продолжила, не обращая ни на что внимания, выгружать остатки продуктов из мешков. Когда зашел вопрос о размещении, баба Нина предложила разместить наших гостей у себя. Мол, изба большая, места много, а она одна. Но дядя Сережа соврал, что они уже договорились со всеми, поэтому часть гостей он заберет к себе, а остальные разместятся у нас, как и положено. Никто не возражал.

Вскоре у тети Веры с нашей помощью уже был приготовлен ужин на всех, и кто хотел, те наспех поужинали. Мне кусок в горло не лез, но меня все же заставили поесть. Гроб с бабушкой было решено разместить на веранде, на приготовленном для этого широком столе. Мы все ютились в большой комнате. Я лег на печке, мама с тетей Верой и Таней – на приготовленной лежанке на полу. Часть гостей разместились с ними же, а пожилую пару устроили на старой кровати. Дядя Сережа еще раз проведал нас перед сном, сказав, что с утра пойдет договариваться с Кургановым Степой, чтобы тот помог выкопать могилу. С местом решили определиться тоже завтра.

– Ну что? В каком месте-то? У ваших? У Максимовны?

– Не знаю, Сереженька. Тут и правда такое дело, чтоб хоть люди и на смех не подняли, а все равно лучше бы сделать так, как тетя Нина сказала.

– А где она хочет-то?

– Да я толком не поняла, завтра утром с тобой пойду, дак и к тете Нине зайдем.

– А чего хоть ты ей веришь-то?

– Да и ведь без того она мучилась, да и тут ведь, Рита говорит, что и к ней тоже мама являлась.

– Как?..

– Да ты знаешь, мы в Ленинграде с Ромкой спали, а тут посреди ночи я проснулась, а в дверь кто-то ломится, я гляжу, а там Ромка дверь держит, а кто-то рвется с той стороны, я сначала и не сразу поняла, а потом только дошло, что этот сосед наш, дедушка старенький. Он умом немного нездоров.

– Ну и дела, дак а при чем тут теть Шура-то?

– Ты знаешь… Он говорил такие вещи странные, а потом утром вроде и ничего не помнит.

– Вещи странные говорил?

– Да, просил, чтоб его закопали под землю, именно в каком-то определенном месте, говорил, что они ему покоя не дают. Ко мне по имени обращался и Веру с Таней звал, а ведь дедушка-то про них и не знал никогда. Не мог он так говорить.

– Мда уж, вас послушаешь каждый раз – и кровь стынет, – сказал дядя Сережа.

– Да ведь и нам страшно, только знаешь, он ведь совсем как мама говорил, вот совсем, и интонации те же. И жалобно так кричал, словно плохо ей там действительно, не знаю, как будто она через него говорила. Я как услышала, дак сразу замерла. Не могла понять, что происходит, слышу что-то знакомое, а что – понять не могу, а потом только поняла, что вот в точь-в-точь как она говорил.

– И голос ее?

– Нет, голос нет, а вот говор и все слова – все как у нее.

– Ну и страсти вы тут на ночь рассказываете, все, ладно, завязывайте. Завтра утром тогда решим.

– Хорошо, спасибо тебе большое, всегда выручишь.

– Да не за что, спокойной ночи.

– И тебе доброй.

Он ушел, а мы продолжали готовиться ко сну, обсуждая похожие случаи. Те, кто постарше, припоминали какие-то происшествия, одно другого неприятнее. Но все это было вскользь и без подробностей, чтобы не нагнетать и без того мрачную атмосферу. Не думаю, что кто-то смог бы спокойно и быстро заснуть, когда в доме с тобой, тут, совсем рядом, лежит покойник, который уже являлся людям после смерти. А тут еще и такие истории. Мы погасили свет, и разговоры прекратились. Но я слышал, как все тяжело дышат и ворочаются. Никто не хотел спать.

Я проснулся от шороха и слез с печи. Где-то только что слышались встревоженные голоса, но дома никого не было. Все лежанки были аккуратно застелены, кровать убрана, а на столе стояла горящая свеча. Что-то знакомое… Где все? Что за дрянь, почему никого нет? Где-то над ухом звенели чьи-то голоса: «Надо посмотреть… Кто там?» Я подошел к окошку и увидел через стекло, как