Калиакрия - Владимир Виленович Шигин

Вот к борту линейного корабля подошел очередной лихтер с ядрами. Шкипер придирчиво смотрел, чтобы пенька была не старая, а то быстро порвется. Ядра укладывали в длинные «гирлянды» Принимали тюки с пыжами, стопки пустых саржевых картузов, связки гибких прибойников, запасные катушечные катки. Затем наступает черед шкиперское имущества, грузят краску, тросы, парусину, вино, пиво, солонину, сухари. В последний момент заливаются водой, чтобы не испортилась раньше времени… Особый контроль при погрузке вина и пива. Тут глаз да глаз. Воруют матросы с грузового лихтера, воруют свои. Еще не было случая, чтобы кто-то что-то не утащил, а потому на воровство винное смотрели как на неизбежное зло. Кто попадался, того, разумеется, лупили. Но на погрузку вина стремились попасть все.

Много хлопот было и с трофейным турецким «Мелеки-Бахри», переименованном в «Иоанна Предтечу». На нем ломали никчемные кофейни и наскоро выкладывали из кирпичей русские печки-камбузы. Наконец вытянулся на рейд и «Предтеча», но тут, как назло, надолго задули противные ветра.

Наконец, 10 июля с борта своего флагманского корабля «Рождество Христово» он рапортовал оставшемуся за убывшего в Петербург Потемкина, генерал-аншефу Репнину: «Сего числа с вверенным мне Черноморским флотом с Севастопольского рейда при первом начинающемся благополучном ветре вышел на море и со всевозможной поспешностию… пойду искать его (неприятельский флот – В.Ш.), где кажется, соображая случай и обстоятельство, употреблю всевозможное старание сыскать его и, призвав Бога в помощь, атаковать и исполнить все предписанные мне повеления Его Светлости и Вашего Сиятельства».

Выполняя приказ Ушакова, по всему Черному морю рыскали греческие корсары, выведывая все новости о султанском флоте. Вскоре Ушакову донесли, что турок видели идущими к Анапе. Эскадра немедленно повернула туда, но, увы, анапский рейд был уже пуст. Шлюпкой на «Рождение Христово» прибыл присланный комендантом офицер.

– Так что бежали кораблики басурманские, едва знамя наше над кронверами разглядели! – не без гордости доложился он.

– Ну а куда курс взяли? – поинтересовался, было, Ушаков.

– В море, ваше превосходительство, в море! – так же радостно прокричал армеец.

– Ворочаем на Балаклаву! – вздохнув, распорядился контр-адмирал. Расчет командующего эскадрой оказался верен. Едва наши корабли подошли к крымскому берегу, как в зрительные трубы были усмотрены турки.

– Вот они, сердешныя! – искренне радовались в батарейных палубах. – Все до кучи собрались! Давненько не видывались!

Не теряя времени Ушаков пушкой собрал к себе капитанов. Объявил решение – атаковать! Все поддержали единогласно. Наскоро оговорили диспозицию. Много мудрствовать контр-адмирал считал излишним, не в первый раз вместе в бой идти!

Однако бог, видно, был в тот день на стороне турок. Едва русские корабли начали вытягиваться в боевую линию, как внезапно совершенно упал ветер. Три дня противники пытались в виде друг друга поймать в свои паруса хоть самые жалкие порывы ветра, чтобы занять атакующую наветренную позицию. Трижды это удавалось Ушакову, трижды он почти нагонял турок, но всякий раз подводили постоянно отстающие концевые тихоходы. Особенно неуклюж и тяжел был захваченный у турок еще при Очакове 58-пушечный «Леонтий Мученик», которому требовалось не менее семи часов, чтобы вступить в линию!

– От этого «Мученика» одни мучительства! – злился Ушаков, но поделать ничего не мог.

Командовавший «Леонтием» капитан 1 ранга Анисофор Обольянинов, тот самый, который в первые минуты войны мужественно отбивался от турок в Днепровском лимане, ходил мрачнее тучи. Да и кому понравиться, когда твой корабль – обуза для всего флота! Но что поделать, что захватили у турок, то, как говорится, захватили!

Вводить эскадру в столь важное сражение по частям он считал делом опасным. Сражение при Балаклаве так и не состоялось. Не сделав друг в друга ни одного выстрела, противники разошлись. Турки медленно удалились на юг. Наши вернулись в Севастополь. Там Ушакова ждали неприятные новости. По дошедшим слухам де Рибас со своим помощником капитаном 1 ранга Ахматовым распространяли сплетни о неспособности Ушакова к командованию. Делалось это не случайно, ибо де Рибас уже давно мечтал увенчать себя еще и лаврами победителя на морских водах. Обиженный Ушаков, не откладывая в долгий ящик, тут же отписал жалобу на своих хулителей светлейшему: «…Доношу Вашей Светлости, мне так предписано, из границ же благопристойности ни в чем, отнюдь, я не выхожу, и команда мною вся довольна, кроме разве немногих таковых, которые боятся ревности к службе и военного порядка; довольными сделать всех никто не может. Сей счастливый для меня случай, ежели могу только себя оным ласкать, в присутствии Вашей Светлости обличить всякую против меня хитрую неправду, и за величайшие заслуги, если бы Всевышний мне их даровал, не желаю никакого награждения, кроме счастья оправдать себя пред Вашей Светлостью и обличить на лицо моих неблагоприятелей… Бог всем им заплатит по достоинству, а я имею верную на Него надежду, что он меня милостию Своею пред Вашим Сиятельством оправдает, и я оную заслужу и с тем останусь. Я не пекусь об удержании моего места, но единственно об одной справедливости и о удержании имени честного человека, чем бы я ни был».

Впрочем, расстраиваться на хулителей особо было недосуг. Пополнив запасы воды, черноморцы уже через несколько дней снова вышли в море. Намерение их найти, и разгромить неприятеля было сильно как никогда!

* * *

Не имея сведений о начавшихся мирных переговорах, 29 июля Ушаков вывел Черноморский флот из Севастопольской бухты и взял курс к румелийским берегам. Под началом Ушакова состояли 80-пушечный «Рождество Христово», 66-пушечные: «Преображение Господне», «Святой Павел», «Святой Владимир», «Мария Магдалина», и бывшие турецкие «Леонтий Мученик» и «Иоанн Предтеча».

Из одиннадцати фрегатов девять, вооруженных от 50 до 44 пушками, так же числились кораблями, то есть могли быть поставлены в боевую линию: «Святой Георгий Победоносец», «Апостол Андрей», «Александр Невский», «Святой Николай», «Навархия», «Федор Стратилат», «Царь Константин», «Иоанн Богослов» и «Петр Апостол». Кроме того, в эскадре состояли и два посыльных фрегата: 40-пушечный «Преподобный Нестор» и 36-пушечный «Святой Марк».

Каюта-салон командующего эскадрой на «Рождестве Христовом» располагался в кормовой галерее линейного корабля, и представлял из себя две смежные каюты. Первая – помещение, где происходили совещания, там же накрывались столы для гостей, так же во время походов та за рабочим столом работал сам Ушаков. Помимо салона имелась еще и небольшая выгородка, где стояла кровать, шкап, висели зеркало и рукомойник. Однако отдельное большое помещение – непозволительная роскошь даже для флагмана. Поэтому в адмиральский салоне всегда было установлено пара тяжелых