«Орел» в походе и в бою. Воспоминания и донесения участников Русско-японской войны на море в 1904–1905 годах - Коллектив авторов

боцманмат Копылов и рулевой Кудряшев, тоже раненные в лицо, а впереди, перед штурманом, в бессознании, лежат тяжело раненные наш командир кап. 1-го ранга Юнг, с которым рядом, с раскроенным черепом, лежит стоявший на передаче у трубы матрос Назаров. Он лежит с выкатившимися глазами и что-то ловит в воздухе, сжимая и разжимая пальцы. Здесь же стоят раненные старший писарь Солнышков и сигнальщик Сайков. Первый в верхнюю губу, а у последнего осколком содрало кожу на лбу. Мы начали наскоро перевязывать раненных, а старший офицер занял место командира. Мы сделали еще поворот.

В это время снарядами неприятеля были пробиты верхняя палуба и обе палубы мостиков. За ним попал снаряд и в левую носовую башню, где ранило командира башни лейтенанта Славинского. Он навсегда лишился глаза. Затем выбило всю прислугу в кормовом левом каземате, командиром которого был прапорщик Калмыков. Его так и не нашли, потом нам говорили, что его засыпало углем в нижней кают-компании, так как здесь неприятельский снаряд сделал громадную надводную пробоину. На правой же стороне, в средней башне уничтожило всю прислугу. То же произошло и в носовой, командиром которой был лейтенант Гире. Боже, что с ним сделало!

Помню, когда лейт[енант] Шамшин ослаб, то просил вызвать младшего артиллериста лейт[енанта А.В.] Тирса, который уже шел к нам в рубку. Мы только что взялись тушить пожар на мостике, где горели резиновые шланги от барструда и гальванер Богородский взял чайник и только хотел идти, как перед глазами предстал какой-то человек, на котором не было ни волоса. Даже ресницы – и те выпалены; кожа клочьями висит на обгоревших лице и руках; а китель, воротник и галстук тлеют. Я сорвал последние, а Богородский, намочив руки, потушил тлеющую материю. Вся эта фигура смотрела на нас помутневшими глазами, а тяжело дышавшая грудь как-то вздрагивала, должно быть скверные газы снаряда попали туда. Вдруг послышалось: «Дайте пить»… Это был лейтенант Тирс. Мы усадили [его] на железный козырь, который оторвало от брони боевой рубки и [которым] убило гальванера Коростылева. Меня же эта семипудовая доска сбила с ног. Слуху совершенно не было, а выстрелы из орудий отдавались в голове, как удары молота в кузнице. Богородский поднес к запекшимся губам бессильно-повисшей головы г[осподина] Бирса чайник. Все с сожалением смотрели на него. Это был любимый офицер не только нами, но и всей кают-компанией г[оспод] офицеров.

Обе эскадры подходили к острову. В рубке находились только старший офицер и старший артиллерийский лейтенант Шамшин, горнист Балеста, Богородский, двое рулевых, да я, а на палубе лежали раненные лейтенанты г[оспода] Никонов и Саткевич, и смертельно раненный, но еще что-то бормотавший Назаров. Проходя остров, бой на полчаса прекратился, что дало возможность оправиться и осмотреть наверху, где все было избито и исковеркано до неузнаваемости. Раненых унесли, а на их место пришел мичман [Н.А.] Сакеллари и артиллерийский офицер лейт[енант Г.М.] Рюмин, сигнальщики Шемякин и Андреев, сюда же пришел и командир левой носовой шестидюймовой башни лейтенант Славинский, раненный, как я уже говорил, в глаз, а так как его башня была выбита и села, то ему приказано было быть при тушении пожара, где [он] и был вторично ранен. Я думал, что уже все кончено. Но не тут-то было. На северной стороне острова была видна чуть-чуть заметная крепость, открывшая по нам огонь, но снаряды ее делали недолет, и во избежание опасности мы повернули левее. Но вот неприятельские суда с большим ожесточением вступили во вторичный бой. Видно было, что неприятель снарядов не жалел, и в 5 ч. 20 м[ин]. «Александр III», весь в огне, с совершенно разбитыми трубами, вышел из строя, а минут через 10 к «Суворову» подошел миноносец «Буйный» и снял адмирала со штабом. Наши боевые силы таяли, как восковая свеча. Погиб «Ослябя», погибли «Урал» и «Русь», выведены из строя «Суворов» и «Александр III», с которыми довершили дело японские истребители поздно вечером. Нашим головным теперь стал «Бородино». Было уже 6 часов вечера, а бой все был жестокий. Но вот неприятель взял строй пеленга и в количестве 8 судов смело пошел на нас. Снарядами прямо засыпало, а у нас разорвало двенадцатидюймовое орудие в носовой башне. Из них некоторые заклинило. Таким образом, у нас артиллерия слабла и слабла. Солнце садилось, а неприятельские миноноски на горизонте делали уже маневр ночной атаки. Весь верх «Бородино» превратился в сплошной огонь. Вон полетели одна за другой стеньги. Японцы, видимо пристрелялись. Вот разорвало верхнюю часть передней трубы. Боже, думал я, хоть бы поскорей убило, или же скрылось бы солнце. Уж очень тяжело было смотреть на эту картину. Неприятель начал стрелять меткими залпами. Они-то и сразили «Бородино», пробив [борт] у подводной части под задней правой 6-ти дюймовой башней, откуда появился столб дыма. Вероятно, огонь прошел в бомбовый погреб. Часы показывали 6 ч. 45 м[ин]. «Бородино» повалилось на правый борт, перевернулось и плавало вверх килем, на котором бегали успевшие выскочить в полупортики матросы. Одни из них сидели ослабшие от сильного потрясения, другие стояли и ждали спасения. Но, увы. Спасать было невозможно. Град снарядов уже посыпался в нас. Солнце почти село.

Мы сделали поворот влево, чтобы не наткнуться на днище [ «Бородино»]. В это время контр-адмирал Небогатов держал сигнал «Следовать за мною», и «Николай» в 7 ч. 30 м[ин]. заступил головным, мы же последовали вторыми. Неприятель, стреляя залпами, начал удаляться. Снаряды, подымая высокие столбы воды, ложились около нашего борта. По-видимому, японцы хотели на сегодня покончить и наше судно. Я выбежал из рубки и посмотрел, что стало с эскадрой. «Суворов» стоял поперек курса, «Александр III», сильно накренившись на левый борт и зад, стрелял и старался идти за эскадрой, но ход не позволял ему догнать своих собратьев. Он был на краю гибели и сигнальщик уже передавал «Терплю бедствие». Невдалеке от них стояли во мгле грозные японские истребители, выжидавшие удобное время сразить остальных подстреленных гигантов. Вон «Бородино» все еще плавает вверх килем. Винты уже перестали работать и рубить попадавшихся под них людей. Несколько матросов плавали около судна, подняв свои головы, чтобы соленая вода не попадала в рот. Они плавала на различных обломках дерева, выскакивавшего из воды. Темнота наступила быстро. Началась минная атака, продолжавшаяся всю ночь[367]. Неприятель преследовал нас. Мы шли с потушенными огнями, только один гакабортный[368] огонек указывал адмиральское судно. Сзади ничего не было видно. Только нет-нет да и подскочит японский миноносец, но частые выстрелы заставляли их уходить обратно. Мелкие орудия у нас были почти все